— Миссис Рейд, сколько лет вы с Арнольдом женаты?
— Двадцать.
— У вас были мужчины до Арнольда?
— Да.
— Вы ссорились с ними чаще или реже, чем с Арнольдом?
— Пожалуй, чаще. С Арнольдом мы ссорились вовсе не так много.
— Но иногда ссорились, правда?
— Конечно. Мы же прожили вместе двадцать лет!
Джон Пристыженно улыбнулся, словно говоря: «Вы правы, мадам, это был дурацкий вопрос». Он давал время аудитории осознать ответ свидетельницы.
— В тот вечер, о котором только что шла речь, вы обратились в полицию?
— Нет, — озадаченно сказала она.
— Кто отвез вас домой в ту ночь?
— Муж.
— Вы обращались в больницу?
— Нет…
— У вас остались синяки?
— Нет, — изумленно ответила она, словно растерявшись, уж не переметнулся ли Андерсон на сторону обвинения.
— Вы удивлены этими вопросами?
— Пожалуй, да.
— Почему?
— Да потому, что все было не так. Какая полиция, какие синяки? Он не так уж сильно меня и схватил. Мы ссорились, и он, ну, вы понимаете, придержал меня. Мне не было больно. Арнольд всего лишь вспылил, мы же ссорились.
— Вы испугались?
— Наоборот, я просто писала кипятком.
Двое присяжных засмеялись.
— Миссис Рейд, мы только что много наслушались об этой ссоре. Кроме того вечера, Арнольд когда-либо поднимал на вас руку в гневе?
— Нет, никогда.
— Он когда-либо бил вас, толкал, применял иные формы физического насилия?
— Никогда, — сказала она. — Он был нежным человеком. И с нашими детьми тоже. Он был очень хорошим.
— Значит, за двадцать лет брака крупная ссора произошла между вами единственный раз?
— Протест, наводящий вопрос.
— Снимаю. Миссис Рейд, как вы считаете, человека надо судить по двадцати годам брака или по одному вечеру?
— Протест, подсказка аргументов.
— Поддерживаю.
— Миссис Рейд, до этой ссоры Арнольд когда-нибудь совершал поступок, позволяющий предположить, что он способен причинить вред другому человеку?
Миссис Рейд выпрямилась на своем стуле и в упор посмотрела на членов жюри:
— Никогда за тысячу лет.
Глава 12
Инсценированные процессы изначально сводятся к ничьей: ты играешь с заранее известными фактами. Наши свидетели заявляли, что Арнольд — придурок. Свидетели защиты утверждали, что он святой. Наш эксперт-свидетель, ординатор психиатрического отделения университетской больницы, подтвердил, что для объяснения данного убийства не нужен никакой осколок в голове. Бывают моменты, когда взрывается самый тишайший и милейший человек. Причем худшего следует ожидать как раз от тишайших и милейших.
Но когда в свидетельское кресло уселась эксперт защиты, у меня остановилось сердце. Я узнал ее в ту же секунду, несмотря на строгий костюм и аккуратный конский хвост. Новыми для меня стали очки — интеллигентные, с узкими линзами в тонкой медной оправе. Она была умело подкрашена, и запах ее духов заставил меня вспомнить о промозглой ночи, разорвавшемся пакете, раскатившихся апельсинах, признании при луне и милом, добром лице, залитом слезами.
Звали ее, как оказалось, Сара Кейси.
Ее квалификацию признавали безупречной. Наш псевдоэксперт был авторитетным специалистом по расстройствам личности. Их — талантливым нейрохирургом, способным водить экскурсии по мозгу: разрежьте здесь, и получите ярость; ткните сюда, и получите потерю контроля над собой. Она была терпеливой и четкой, скромной, но уверенной. Она улыбалась и шутила. Она рассказала нам о солдатах с повреждениями мозга, возвращавшихся домой совершенно другими людьми, будто одержимыми. Она даже научно назвала это явление — травматическое повреждение мозга, ТПМ, а ведь стоит дать чему-то научное определение, как оно становится реальным. К концу ее выступления казалось очевидным, что только травма заставила Арнольда действовать вопреки побуждениям ума и сердца.
Не думаю, что она узнала меня, пока судья не спросил, готов ли штат к перекрестному допросу.
— Допрашивать будешь ты, — шепнул я Дафне.
— Что?!
— Я с ней знаком, — сказал я.
— Ты работал над этой частью. Ты подготовлен. Начинай.
— Я с ней знаком!
— А мне все равно!
— Готов ли штат начать допрос? — раздраженно повторил судья.
Встав, я ответил:
— Да, ваша честь.
Сара поглядела на меня. Ее лицо выражало озадаченность («Где я его видела?»), сменившуюся узнаванием, затем она сразу вспомнила наш разговор, и в глазах плеснулся острый, мучительный страх.