— Доктор Кейси, — начал я неожиданно высоким голосом. — Вы знали подсудимого до происшествия?
— Нет, — тихо ответила она.
— Вы говорили с людьми, которые знали его до происшествия?
— Нет.
— Значит, вы не можете с полной уверенностью утверждать, что личность подсудимого совершенно изменилась?
— Нет, не могу.
Мне следовало сразу перейти к следующему вопросу, но я замялся, и свидетельница продолжила:
— Но утверждаю со всей уверенностью, как специалист, что такая травма мозга, как у мистера Рейда, ассоциируется с изменением личности.
Мысленно чертыхнувшись, я приказал себе сосредоточиться.
— Ассоциируется. Понятно. Но наверняка вы не можете утверждать?
— Нет.
Хорошо. Теперь вперед.
— А возможно ли, получив травму мозга, не измениться как личность?
— Конечно.
— Возможно ли притвориться личностно изменившимся после травмы мозга?
— Протест!
— Перефразирую, ваша честь. Если кто-то утверждает, что изменился как личность, есть ли способ это проверить?
— В данном случае — нет. — «Дальше… Не теряй темпа… Что дальше?» — Но, — продолжала она, — если человек перенес повреждение мозга и у него произошли личностные изменения, можно задать вопрос, связаны ли эти два явления. В данном случае — связаны.
Черт!
— Понятно, — протянул я, делая вид, будто только что выиграл очко. Притвориться не получилось. Я ничего не выиграл. Я лажал, я проигрывал! — Почему вы пришли сюда сегодня? — спросил я. Не иначе на меня нашло помрачение. Во-первых, вопрос получился открытым, то есть я давал возможность свидетелю противной стороны произнести целую речь. Но это еще не все. Вопрос был безумным, потому что я спрашивал не для пользы дела, которое вел. Я спрашивал для себя.
Сара Кейси встретилась со мной понимающим взглядом.
— Честно говоря, — сказала она, — меня заинтересовало объявление. Я все время провожу в клинике, а процесс показался мне хорошим шансом выбраться на часок и побыть в иной роли.
И тогда я прочел это в ее глазах. Глубоко в душе Сары жила жажда разоблачения. Сознательно или нет, страдающая от чувства вины часть мозга привела Сару Кейси сюда. Она решила пойти на риск и совершить профессиональное самоубийство. Фрейд называл это инстинктом смерти. Эдгар По говорил, что это «бес под руку подталкивает». Теперь я знал ответ на вопрос, который задал ей в ту ночь. Сара Кейси не могла жить ни во лжи, ни без нее, поэтому и представила себя на суд. И в долю секунды я понял, как выиграть процесс, если дам волю своим низменным инстинктам.
— Понятно, — сказал я, на этот раз даже не притворяясь, что все вдет в соответствии с моим тайным планом.
И осознал, что голова совершенно пуста.
Я стоял перед молчащей аудиторией. Люди на местах начали двигаться. Я боялся поднять глаза на Бернини. Где-то кто-то кашлянул — раз, другой.
Я отчего-то тянул.
— Одну минуту, пожалуйста, господа судьи.
Я подошел к нашему столу и постоял, делая вид, что перебираю свои бумаги. Дафна, привстав, прошипела мне на ухо:
— Ты что там крутишь, мать твою?!
Я глубокомысленно кивнул в расчете на присяжных, словно получил бесценную информацию.
— Слушай меня очень внимательно, — чуть слышно шептала Дафна. — Ты не запорешь это дело. Я тебе не позволю. Что с тобой? Не можешь допросить девчонку? Думаешь, она не вынесет этого? Не оскорбляй ни ее, ни меня. Слабак, иди яйца сначала отрасти!
Я притворился, будто записываю что-то важное, но на самом деле написал: «Пошла на хрен» — и подчеркнул.
И отошел от стола.
— Вы пришли свидетельствовать на стороне защиты, доктор Кейси?
Я произнес слово «доктор» как нечто двусмысленное и грязное.
— Да.
— Они заплатят вам за показания, не правда ли?
— Нет, сэр, мне заплатят за мое время. Показания мои собственные.
Черт! Старый как мир трюк, и она выполнила его безупречно. Найджел и Джон хорошо ее натаскали, будь они тоже неладны.
Я посмотрел на Сару в свидетельском кресле. Я не хотел ее оскорблять. Она доверилась мне. Она нравилась мне. Может, даже больше, чем просто нравилась.
«Не хочу так поступать, — подумал я. — Не буду делать это, и все».
Впереди маячила ничья. Несколько недель бессонных ночей, бесконечных ходатайств, забытых обедов-ужинов, ночных кошмаров, беготни в мужской туалет, потому что меня рвало от волнения. Я уже месяц не звонил родителям. Я не встречался с девушками, не посмотрел ни одного фильма, даже кружки пива не выпил. Я был так уверен, что это верный способ попасть в V&D — удача, превзошедшая самые смелые мои фантазии, — что перестал готовиться к лекциям и даже посещать занятия. Помоги мне Боже, если придется надеяться только на оценки! Я сложил все яйца в одну корзину. Этот процесс… Я не могу его проиграть. Не говоря уже о Дафне, которая не прикасалась ко мне с той ночи у моей двери в общежитии. Черт побери ее губы! На кону все — моя карьера, будущее, моя жизнь! А на второй чаше весов — чертов имитированный процесс!