— Объясни мне, что конкретно ты имеешь в виду.
Я вынул некролог, показал ему фотографию и объяснил ситуацию.
Голос Майлса звучал странно. Не знай я его столько лет, подумал бы, что все эти шесть футов семь дюймов здорово струхнули.
— Ты об этом еще кому-нибудь говорил?
— Нет, никому.
Майлс пристально поглядел на меня и кивнул:
— Тогда тебе надо кое с кем встретиться.
Мы вместе шли по кампусу. Холодный северный ветер дул в лицо. Руки мы держали глубоко в карманах. Свежий воздух немного прояснил мысли.
— К кому мы идем? — спросил я.
— К Чансу Уортингтону.
— Кто такой Чанс Уортингтон? Студент?
— Не совсем.
— Как можно быть не совсем студентом?
— Статус Чанса в университете неясен, — засмеялся Майлс, похлопав меня по спине.
Оказалось, Чанс живет в кампусе столько же, сколько сам Майлс, но не получил никакого диплома. Это был своего рода рекорд, поскольку Майлс доучился до последнего курса на юридическом, а сейчас пишет докторскую. Чанс был репортером университетской газеты и сотрудничал с любыми изданиями, готовыми печатать его статьи: с альтернативными еженедельниками, с таблоидами, стращающими население вторжением инопланетян, со злопыхательскими листовками социалистов. В отличие от большинства университетских репортеров, объяснил Майлс, Чанс не ограничивался сообщениями о сборе пивных банок для переработки и о студенческих протестах против тяжкого положения пингвинов; он постоянно брал академические отпуска, чтобы съездить в места вооруженных конфликтов или исключительно чистой травы. У Чанса скопилась гора писем от администрации, которые он боялся открывать, но его чеки они пока обналичивали.
Майлс вообще умел находить всяких чудиков. В старших классах на него можно было рассчитывать, если требовалось отыскать какую-нибудь заблудшую душу в «Блинной старого Юга», где мы гудели сутками после конкурсов дебатов. Он знал тихих дальнобойщиков и самопровозглашенных лесбиянок-ковбоев. Он знал ветеранов вьетнамской войны и старых хиппи, временами оравших друг на друга через зал. Он знал черных дебютанток, всегда приезжавших в вечерних платьях с гламурных вечеринок, о которых мы и не слышали. В «Старом Юге» я в основном держался своих друзей, пил кофе с немецкими блинчиками и не дичился больших компаний, а Майлс просиживал вечера за каким-нибудь столом на двоих и болтал и хохотал часами.
— Вы друг другу понравитесь, — посмеивался Майлс, подогревая встречу.
Чанс Уортингтон жил в «кооперативе» у границы кампуса, представлявшем собой нечто вроде общежития для хиппи, где каждый готовит из своих продуктов и не обязательно мыться. Он со вкусом затянулся косячком и передал его Майлсу. Глаза у Чанса были в красных прожилках, шапка буйных кудрей вызывала зависть. Он безостановочно стучал по столу средним пальцем. Покусывал ноготь и снова начинал тукать.
Наконец Чанс перестал стучать, коротко затянулся, передал самокрутку Майлсу и расслабленно опал в своем кресле.
— Ну, что у вас есть для меня?
— Простите? — не понял я.
— Вы, ребята, обязательно поладите, — повторил Майлс, разглядывая горящий конец самокрутки. Он засмеялся и закашлялся. — Чанс, по-моему, хочет сказать «Начни сначала». — Майлс протянул косячок мне. Я отмахнулся.
— Ну, я получил приглашение…
— Переходи к делу, — перебил Чанс.
— Что?
— Не хочу слышать о всякой фигне с чаепитиями. Давай что-нибудь новое.
Я посмотрел на Майлса. Он пошевелил бровями и кивнул.
— О’кей… — Я подумал об экскурсии по дому мистера Кости. — Как насчет Крипты капуцинов?
— Основанной братом папы Урбана Восьмого в 1631 году, отвратительные кости и так далее, ля-ля-ля. Что еще?
Этот тип начинал не на шутку раздражать меня.
— Я видел карту места, называемого Бимини.
— А ты вообще знаешь, где находится Бимини?
У меня в памяти мелькнуло что-то из приключенческой литературы для начальной школы, но толком я ничего не вспомнил.
— Нет, — сказал я.
Чанс округлил глаза и театрально уставился на меня.
— Предположительно на Багамах. Но там не нашли того, что искали.
— А что искали?
— У нас сейчас ты источник новостей. Я тут ликбез проводить не собираюсь.
— Ясно. Как насчет царской водки?
— А что с ней?
— Ну, когда наступали нацисты, в ней растворили нобелевские медали…
— И это все, что ты знаешь о царской водке?!
— А что, это неправда?
— Правда, конечно. Все это есть на веб-сайте Нобелевской премии, ё-моё. Тоже мне, Алиса в Зазеркалье.