Мы добрались до главного входа с величественной колоннадой, но Шалтай-Болтай пошел кружным путем, обогнув библиотеку, и привел меня к двери, которой я раньше не замечал. Он выбрал ключ на переполненном кольце, и мы вошли на погрузочную площадку, откуда спустились на два этажа по винтовой лестнице.
Шалтай-Болтай посмотрел на меня.
— Отвернись, — сказал он.
Я слышал, как он совершает множество сложных маневров: переставляет и оттаскивает вещи. Что-то большое проехалось по полу. Когда я повернулся, на месте стены оказалась дверь. Шалтай выбрал еще один ключ, и мы вошли.
Так вот какие эти паровые тоннели! Я представлял все совершенно иначе. Ни грязного пола, ни паутины, ни синеватых призраков, выплывающих или втягивающихся в вентиляторы, лишь длинный белый коридор, покрытый сложной ангиографией труб, проводов, датчиков и круглых шкал.
— Не трогай, — буркнул Шалтай, звякнув бутылкой по трубе. — Горячая.
Он плелся впереди своей специфической походочкой — головой вперед, немного покачиваясь, но не издавая ни звука, кроме приглушенных проклятий. Несколько минут мы двигались в молчании, потом у него вырывалось очередное проклятие, и он снова шел вперед.
Мы свернули в узкий боковой проход и остановились.
Стены были обшиты металлическими панелями. Шалтай внимательно осмотрел их и постучал по одной пальцем.
На металле было аккуратно напечатано мелкими буквами «МЦ».
Шалтай расплылся в улыбке, напоминавшей ксилофон на гаражной распродаже старья.
Он велел мне отодвинуть металлическую панель. За ней открывался ход, куда меньше, чем тот, по которому мы сюда пришли. «Придется ползти», — пожал плечами Шалтай и протянул мне маленькую ручку-фонарик. В тоннеле было темно; фонарик отбрасывал слабый светящийся полукруг примерно на фут вперед. «Смотри на указатели и попадешь куда нужно, — сказал Шалтай. — Не шуми. И не сворачивай».
— Понял? — рявкнул он.
— Да.
Я полез в тоннель, но Шалтай остановил меня. Его лицо дрогнуло и прояснилось. Передо мной стоял растерянный старик, явно немного не в своем уме.
— Что, если сказать «Я лучше, чем мои поступки»? — спросил он. — Ты этому поверишь?
Про себя я съязвил, что это невозможно. Но Шалтай выглядел таким отчаявшимся, что я молча кивнул.
— Я видел тебя в библиотеке в ту ночь, когда ты помогал своему приятелю. Я наблюдал за вами. — Ему очень хотелось что-то сказать. — Я не плохой человек.
Его глаза стали почти нормальными.
— А что вы сделали? — спросил я.
Шалтай покачал головой. Углубляться в дебри он был не готов.
— Просто разреши тебе помочь, — сказал он и подтолкнул меня в тоннель.
Некоторое время Шалтай-Болтай смотрел, как я полз. Затем поставил на место металлическую панель, отрезав последний свет.
Я полз на локтях и коленях. Довольно часто попадались развилки, но одна из ветвей всякий раз была обозначена литерами «МЦ». Казалось, я путешествую по кишкам в чреве чудовища. Становилось все теплее. Росла и влажность. Наконец тоннель раздвоился. Налево шел рукав со знакомыми «МЦ», на этот раз нацарапанными у самого шва кладки, а в правом тоннеле я с изумлением увидел то, чего не встречал здесь еще ни разу: слабый отсвет и еле уловимый гул, почти вибрация, исходившие из-за поворота. От указанного пути отклоняться нельзя, но ведь это совет пьяного безумца. Я взглянул на маленькие буквы на кирпиче. Я только посмотрю, что там, а потом вернусь и поползу, куда велено. Главное — быть внимательным и не запутаться. В кармане у меня были ключи. Я вынул связку и начал царапать кирпич. Осталась слабая тонкая линия. Прекрасно. Я решился и пополз направо, к свету и гулу.
За поворотом, однако, оказалась новая развилка. Я снова нацарапал маленькую стрелку ключом, направленную туда, откуда я полз, и свернул, где было светлее.
В конце этого отрезка явственно различалось мерцающее оранжевое свечение. Звук тоже стал громче. Я уже различал ритмичные удары. Кто-то отбивал такт. Я пополз туда.
Снова поворот и новая развилка. Я остановился и прислушался, оглянувшись назад — на дыры тоннелей. Тишина. Никого. Я снова нацарапал метку и пополз туда, где свет был ярче, розоватый, как тучи на закате. Вибрация ощущалась уже всем телом, неровная, дикая, даже эротическая — словно вот-вот должен последовать удар, но — сейчас-сейчас — и протяжный бу-ум — и снова сейчас, вот сейчас — и бу-ум…
Странный запах в тоннеле наплывал волнами, смесь ароматов, пробудившая отчего-то воспоминания о детстве: корица, перец, порох, персик — и странная мускусная нота, как если прижаться носом к теплому углублению чужого тела.