Но он не двинулся с места. Он неподвижно сидел с горящими как угли глазами. Я услышал, что дверь закрылась. Усатый ушел, забрав с собой из комнаты весь воздух. Майлс продолжал смотреть туда, где он только что стоял.
Чанс погиб. Эта фраза крутилась у меня в голове. Чанс погиб. Чанс погиб.
Майлс задрожал. Я подумал, что он замерз, но потом увидел его глаза. Они почти потухли — пламя перешло в крохотный огонек. Майлс дрожал так же, как встряхивается лев, оторвавшись от преследовавших его охотников. Он подошел к окну и распахнул его, впустив обжигающе холодный воздух. Майлс словно исполнял некий обряд экзорцизма, чтобы очистить комнату от обходительной злобы этого человека.
Майлс повернулся к нам и чуть развел руками.
— Мы свободны, — сказал он.
— Что?
— Мы свободны. Мы добились своего. Мы получили обратно свои жизни.
— Но Чанс…
Майлс покачал головой:
— Чанс не маленький, знал, на что идет.
— Они убили его!
— Рано или поздно до него все равно бы добрались — не V&D, так сандинисты или «Талибан». Чансу было хорошо только в гуще битвы. Я вообще удивляюсь, что он столько протянул. Знаешь, что было бы для него трагедией? Смерть в доме престарелых в Бока-Рейтон[22] с испачканным гороховым супом подбородком. Его единственное преступление — что он втянул Джереми. — Майлс коротко потер руки. — Слушайте, мы получили возможность спокойно жить дальше. Это большой подарок. Ну просто лучше не бывает.
Я запротестовал, но Майлс поднял свою огромную длань с такой экспрессией, что я отступил.
— Как можно быть таким бесчувственным? — не выдержала Сара.
— Бесчувственным? — уставился на нее Майлс. Секунду спустя он взревел: — Это я-то бесчувственный? Чанс был мне ближе, чем вы оба! Я буду грустить по нему долго после того, как он превратится в пометку на полях вашей памяти!
Его глаза действительно увлажнились.
— Майлс… — мягко начала Сара.
— Не хочу ничего слышать! Чанса не вернуть.
— Я не о Чансе, — продолжала она. — Майлс, они убивают детей. Двадцатидвухлетних юнцов, которые только начали жить.
— Тебе не победить V&D! — рявкнул он. — Допустим, расскажем мы, что знаем. И что будет? Мы живы только потому, что им проще оставить нас в живых, чем устранять последствия шумихи, которую мы подняли бы. Но в принципе у них есть возможность справиться и с шумихой. Мы живы по их милости, вот и все.
— Ты прав, — сказал я.
Майлс недоверчиво взглянул на меня. Сара смотрела на меня как на предателя.
— Что?
— Ты прав.
— По-моему, такого ты еще никогда не говорил, — пробормотал Майлс.
— Обнародовав информацию, мы ничего не добьемся.
— Слава Богу, хоть кто-то меня слушает.
— Значит, надо действовать иначе.
Улыбка Майлса исчезла, и он издал низкое рычание.
Пора было сказать, о чем я думал с самого возвращения из Нью-Йорка. Последняя часть пазла. Ахиллесова пята V&D. То, что было перед нами с самого начала, но мы не замечали.
— Мне с самого начала что-то не давало покоя, — начал я. — Помните, что сказала Изабелла? Одержимость, то бишь обладание, — состояние временное. Совершаешь ритуал, магия срабатывает, а потом — бам, и все закончилось. Часы бьют двенадцать. Так?
Майлс закрыл глаза, но промолчал.
Сара кивнула:
— Да.
— Так каким же образом они растягивают это на целую жизнь тела жертвы, пока не придет время перепрыгнуть в новое поколение? Шестьдесят лет! Как им это удается?
— Не знаю! — взорвался Майлс. — Кто я тебе, верховный жрец?
— Майлс, слушай. Что я видел в тоннеле на той церемонии? Помнишь? Ну, там были танцовщицы и барабанщики, и какой-то шаман с безумными глазами. За ними что я видел?
Он наморщил лоб, но покачал головой.
Это было перед нами с самого начала. Глаза Сары загорелись.
— За танцовщицами? — спросила она.
Я кивнул.
— За жрецом, за алтарем?
— Да.
— Машина какая-то. Ты говорил, что там была машина.
— Вот именно.
— Машина или что-то похожее, и что-то скручивалось и извивалось, повторяя движения танцовщиц. Так ты сказал.
Я кивнул. Ее глаза прояснились и оживились.
Майлс слегка кивнул.
— Изабелла же ничего не говорила о машине?
Он молча покачал головой.
— Конечно, не говорила, — продолжал я, — потому что это вообще не из ритуала вуду.
Сара улыбнулась, вспомнив мой диалог с Изабеллой.
— Если бы кто-то использовал вуду… — повторила она.