— Не поняла.
— Если одну доску заменить, это по-прежнему будет корабль Тезея?
— Конечно.
— А если заменить половину досок? Это по-прежнему корабль Тезея?
— Да.
— А представь, что кто-нибудь собрал все старые доски и построил второй корабль. Какой из двух будет кораблем Тезея?
Мы с Сарой ответили одновременно.
— Старый, — сказал я.
— Новый, — сказала она.
— Вот именно, — потер руки Майлс. — Смысл парадокса не в корабле, а в том, что такое чем-то быть. — Он показал на остатки стула на полу: — Это можно считать стулом? А это по-прежнему зеркало? Ты тот же самый человек, что был год назад? Этот корабль тот же самый, что ты нашел на полке?
Я поднял руки:
— Понятно. Типичная философская загадка. Можно спорить всю ночь и ни до чего не додуматься.
— Я уже додумался, — сказал Майлс. — Вытащи на фиг новые плашки и брось кораблик в воду.
— Ты с ума сошел? — возмутилась Сара.
— Это очень разумно, — возразил Майлс. — Подумайте о V&D, о том, что они делают. Они не хотят, чтобы корабль менялся. Они хотят, чтобы все тот же старый корабль плыл вечно. Они не хотят передавать плавание новой команде, новому кораблю, новым доскам. Ты вставил новые плашки и испортил всю философию.
— Зато поправил физику. Мой корабль не утонет. А твой — да.
— Поверь мне.
— Парню, который разнес зеркало?
— Я тебе говорю!
— У нас единственный шанс, — сказал я. — И он в двадцати футах внизу.
— Ты прав. — Майлс вздохнул. — Дай мне только проверить одну вещь.
Взяв у меня корабль, он вытащил коричневые планки. Не успел я и слова сказать, как Майлс сделал гигантский шаг к краю расселины и аккуратно уронил туда корабль.
— Скотина!
Мы подбежали к краю. Кораблик упал с громким всплеском и пошел ко дну.
— Ты чертов надменный урод! — закричала Сара. — Да как ты смеешь?! На кону людские жизни! На других наплевать, о себе подумай!
— А у меня проблемы с самооценкой, — усмехнулся Майлс.
— Заткнитесь и смотрите! — крикнул я.
Корабль по инерции ушел под воду, но теперь всплыл, и течение понесло его к дальней стене.
— Черт меня побери! — изумился Майлс.
Я почти обрадовался, но тут же увидел пузыри, поднимающиеся от корабля. Я представил, как вода заливает трюм.
— О черт…
Корабль начал тонуть.
— О нет!
Но корабль по-прежнему плыл, хотя и медленнее, чем нам было нужно. На полпути он уже наполовину погрузился в воду.
Я чертыхнулся:
— Ну, давай же!
— Давай… давай… давай… — подбадривала корабль Сара.
— О нет! — сказал Майлс, посмотрев в дальний конец расщелины.
— Что? — Я взглянул туда. — Что это?
Поток уходил в тоннель, достаточно высокий для того, чтобы наш кораблик мог проплыть по нему со всеми мачтами. Но почти у самого отверстия Майлс разглядел туго натянутую проволоку.
Мне вспомнилось смешное слово из детских приключенческих романов.
Растяжка.
Мина-ловушка.
— Майлс, — спросил я, — как ты думаешь, что будет, если наш кораблик заденет проволоку?
Он пожал плечами. Его самоуверенность исчезла. Он встретился со мной взглядом и показал руками большой взрыв.
Сара в нескольких шагах от нас повторяла, не отрывая взгляд от корабля:
— Плыви… плыви… плыви…
— Сара…
Я показал на проволоку.
Ее глаза расширились.
Она снова повернулась к нашему кораблику и принялась умолять:
— Тони, тони, тони!
Я начал вторить ей.
А что еще оставалось? Бежать обратно, откуда пришли?
Майлс уже стоял у двери. Он подергал ручку и выругался.
Корабль был уже в нескольких дюймах от отверстия тоннеля. На три четверти оказавшись под водой, он все еще плыл. Мачты по-прежнему выступали из воды настолько, чтобы задеть проволоку. По бокам корабля густо пузырился воздух.
— Тони, тони, тони… Тони!
Воздух из трюма пошел большими пузырями, кораблик окончательно затонул и на долю дюйма разминулся верхушками мачт с проволокой.
Мачты исчезли в черноте тоннеля.
Раздался гул, возникший далеко внизу и поднявшийся к нашей комнате, — должно быть, грохотало что-то в стене. Затем послышался щелчок, и засов массивной двери отъехал в скобку на стене. Через секунду за книжной полкой открылась панель, и корабль опустился на свое место.
Майлс подошел к двери и сильно толкнул ее. Она распахнулась.
Он торжествующе фыркнул и шагнул за порог.
Я посмотрел на Сару и покачал головой:
— Знаешь, половину времени он нормальный. Беда в том, что неизвестно, в какой он сейчас половине.