Я пошел к дверям. По пути подхватил его сумку и забросил ремень себе на плечо.
Выходя, я отчего-то представил, как Майлс делал Изабелле предложение. Один гигант на коленях перед другим.
Я последний раз шел по кампусу. Миновал музыкальный факультет, перед которым стояла статуя Бетховена, больше человеческого роста, отлитая из черного металла. Его глаза и волосы блестели. Я прошел по мосту через речку и увидел колокольни — красную, зеленую и синюю. Вокруг было тихо. До рассвета, когда на реке начинали тренироваться спортивные команды, оставался час. Когда они слаженно взмахивали веслами, шлюпка казалась орлом с огромными крыльями. Я миновал библиотеку с массивными колоннами и статую нашего основателя с его тремя обманами, вспомнив первый день занятий, когда обогнул группу туристов, спеша на лекцию Бернини. Я гадал, о чем думает Сара в той черной дыре, теряется ли она в догадках, отчего я не скатился по «горке» вслед за ней. Потом я как-то сразу оказался во дворе Столетней церкви.
Колокольня, крытая черепицей, полосками блеклых оттенков синего, красного и коричневого, напоминала змеиную кожу. Прожектора на башне были направлены вверх, и свет терялся в тучах. Повинуясь внезапному порыву, я опустился на колени и посмотрел на крест. Впервые в жизни он значил для меня нечто новое. Я уже не видел в нем символ принадлежности к религии, братству или верованию; он вдруг показался мне пересечением позвоночника и плеч. Это был мой внутренний крест, стальной каркас, сопротивлявшийся постоянному желанию рассыпаться в крошки. Мне хотелось религиозного экстаза. Мне хотелось, чтобы раздался голос, но вместо этого вокруг стояла мучительная бесконечная тишина. Чем горячее я молил здание заговорить, тем тише становилось вокруг и тем более одиноким я себя ощущал, стоя на коленях перед безмолвным храмом. И в этот момент со мной случилось самое настоящее религиозное чудо: меня вдруг наполнило жгучее желание делать добро, даже если никто этого не видит.
Я сделал еще кое-что. Я написал письмо отцу и опустил в почтовый ящик. Это даже трудно назвать письмом — всего одна строчка:
«Для меня ты не маленький человек».
Я снова проник в паровые тоннели из кабинета Бернини и добрался до двери с нарисованными глазами. Я прошел через все три комнаты — двери стояли открытыми, механизмы молчали. Все казалось заброшенной кинодекорацией. Мне даже почудилось, будто я помню что-то такое из детства. Поразительное, необъяснимое чувство, появившееся в наше время, потому что мы — первое поколение, выросшее в эпоху компьютеров. Происходящее походило на компьютерную игру, когда решишь все загадки и пройдешь уровень, и остается только двигаться дальше. Но если помедлить, если побродить здесь чуть дольше, возникает странное ощущение. Те же маленькие анимированные люди бегают по своим программным делам, наливая в барах пиво, подметая крыльцо, работая в доках пиратской гавани, но уже не кажутся реальными, потому что твоя задача выполнена, персонажам нечего тебе сказать и ты насквозь видишь иллюзорность их мира.
Дойдя до последней комнаты, я остановился над люком, так и оставшимся открытым. Ноги буквально прилипли к полу у самого края.
Глубоко вздохнув, я прыгнул вниз.
Глава 37
Я упал на что-то твердое, стены выгнулись дугой, и я неудержимо покатился, как мяч по желобу. Сумка Майлса была у меня на поясе. Одной рукой я вцепился в сумку, другой защищал голову. Я катился кубарем, ударяясь разными местами о слежавшуюся грязь стен. Однако я испытывал облегчение. Я чувствовал себя свободным. Ко мне вернулась надежда. Я спасу Сару. Это очередное приключение, и ничто не остановит меня.
Стены сглаживались, выравнивались и вскоре превратились в земляные пол и потолок. Пролетев вперед, я врезался в толстый пласт грязи и пропахал в нем длинную борозду. Не открывая глаз, я на мгновение замер и прислушался. Все тихо. Ни взрывов, ни рычания, ни голосов. Ни даже скрипа кузнечиков. Только завывание воздуха, как в сквозных тоннелях.
Пальцы рук и ног двигаются? Двигаются. Зрение при мне? Да. Деревянные щепки в теле есть? Ответ отрицательный.
Ситуация налаживалась.
Здесь стоял резкий неприятный запах, грязь была густой, слежавшейся. Каменные стены были покрыты письменами, на вид примитивными, но скорее математическими, чем пиктографическими. Может, здесь когда-то обитал пещерный Эйнштейн?
Все тело болело, но вроде ничего не было сломано.
Увидев проход, пробитый в скале, я направился туда. Я шел слишком быстро, и меня чуть не увидели люди, стоявшие в конце коридора. К счастью, они были заняты разговором, и я в долю секунды прижался к стене. Никогда не подозревал в себе способности двигаться так быстро.