16 Прошло три года. Виктору исполнилось тридцать три. Начальник лаборатории технологических режимов прокатки трудно-деформируемых сплавов, кандидат технических наук Виктор Григорьевич Коробов был на хорошем счету у руководства института. Чувствовалось, что Виктор усвоил уроки Антона. Теперь он никогда не говорил, если его не спрашивали, внимательно слушал других, записывал указания и мысли начальства. Если же от Виктора Григорьевича ждали ответа, то он всегда учитывал, что полностью правдивый ответ далеко не всегда желательно знать спрашивающему. Виктор был дружелюбным, гостеприимным приятелем - в его двухкомнатной квартире всегда можно было устроить междусобойчик или отметить событие, касающееся только избранного круга из числа сослуживцев или знакомых. Дом его запоминался и стенкой, на которой были развешены маски. Виктор щедро, не скупясь, использовал "Жигули" для нужд того же круга избранных. Автомобиль он купил на сбережения, оставшиеся от родителей. С годами Виктор не то чтобы возмужал и окреп, он оставался помальчишески обаятельным, но при этом налился, расправился, и уж, конечно, трудно было представить себе, что его когда-то прозвали "Тысяча и одна кость". Союз троих - Антона, Марины и Виктора - действовал и оказывал немаловажное влияние на его добровольных участников, причем не только с точки зрения взаимной выгоды и бескорыстной помощи, но и с духовной. Виктор со временем полностью проникся сознанием собственной независимости, дороже которой для него ничего не существовало на свете, но и абсолютно уверовал в своих друзей по союзу и спокойно, с трезвым цинизмом и расчетом смотрел на жизнь. Встреча с Люсей выбила Виктора из привычной колеи, внесла беспокойство в его безмятежную жизнь. Безмятежную, конечно, сравнительно - Виктор сам или с помощью Антона и Марины обеспечивал стабильность своего существования. Круг его знакомых был широк и разнообразен, временами в его жизни появлялись женщины, но он с ними, как впрочем и они с ним, расставались также легко, как и сходились. Марина точно угадала потребность Виктора не столько в новизне ощущений, сколько в духовном общении, чему с ее точки зрения, соответствовала Люся. Так Виктор воспользовался заповедью союза о взаимной выручке в сугубо личных целях. Впрочем, Марина, познакомив Виктора с Люсей, таким образом возвращала свой долг союзу - в свою очередь Антон выполнил ее просьбу и познакомил Марину с Сергеем. Все эти просьбы и договоренности иногда даже не облекались в открытую форму - они звучали мельком, вроде шутки, но истинный их смысл был понятен каждому из них. И каждый ощущал полную свободу от каких-либо моральных угрызений - первая и единственная заповедь союза ничем не ограничивала желаний его участников. И та же заповедь подразумевала гарантию полной тайны их вклада в то или иное дело. Как в сберкассе. Это была правда. Та правда, о которой все знали, но о которой предпочитали даже не говорить, а Виктор вообще старался даже не думать о ней. Это была та правда, о которой он не рассказал Люсе в погожий весенний день на Ленинских горах. Люся слушала Виктора, и слова его переплетались с шумом ветра, порывами налетавшего из-под бегущих белых туч, с неясным шумом далекого города, раскинувшегося за подковой Москвы-реки, с тихим бульканьем набиравших силу весенних ручьев. Люся была увлечена исповедью Виктора настолько, что сама не заметила, как начала с раздражением думать о жене Виктора, возмущаться майором-бюрократом Савеловым и радоваться блестящей служебной победе Виктора над тупоголовым Иваном Сергеевичем. Люсе захотелось увидеть структуры Марка и огромную картину всеобщего благоденствия, написанную Петровым. Она невольно стала внимательно рассматривать лицо Виктора и поисках асимметрии, оставшейся после пареза лицевого нерва слева и никак не могла понять, с какой же стороны считать это лево: от себя или от Виктора. Люся с ужасом подумала о своих уже немолодых родителях, когда Виктор рассказывал о смерти своих близких. И ей стало хорошо от мысли, что на свете много хороших людей, таких как Антон, таких как Марина, таких как Вика... Люсе совсем не хотелось расставаться с Виктором и возвращаться к своим монотонным домашним обязанностям, и она с удовольствием приняла его приглашение поехать к нему пообедать. По пути Виктор ни словом не обмолвился больше о своем прошлом, словно просто поделился с Люсей наболевшим и забыл об этом, наоборот, он весело пересказывал миниатюры сатирикаюмориста, на встречу с которым Виктор как-то приглашал Люсю. В салоне темно-синих "Жигулей" с красными сиденьями звучала музыка. Музыка сразу же зазвучала и в квартире Виктора, - Люся заметила, что он предпочитает неторопливые мелодичные блюзы, где главную партию ведет саксофон, так сильно напоминающий по тембру сильный и грустный человеческий голос. Виктор усадил Люсю в мягкое кресло, а сам пошел хозяйствовать на кухню. Люся полистала предложенный Виктором журнал, потом отложила его и стала рассматривать маски на стене. И снова она задумалась о Викторе, о том, какой он искренний, обаятельный, о том, как он беззаветно любил свою жену, что он, судя по всему, однолюб и истосковался по ласке и... Люся сама смутилась своей тайной мысли о том, что Виктор так отчаянно в нее влюбился. Он вернулся с кухни с аппетитно прожаренным мясом, украшенным парниковыми, толсто нарезанными огурцами, а Люся как раз любила, чтобы огурцы были нарезаны крупно, и они с удовольствием съели сочное мясо, запивая его красным терпким вином. И еще Люся отметила, как Виктор заботливо ухаживает за ней, и что это ему доставляет настоящую радость, не то, что Михаилу, ее мужу. И Люся с тревожной грустью подумала, что постепенно гаснет ее счастье, вернее, ее ожидание высокого счастья, вспомнила, как она была безумно счастлива, окруженная родительской лаской, как она была самоуверенно счастлива, безапелляционно пользуясь мальчишками и юношами, покорно признающими ее право быть их принцессой, и как она все ждала еще более сильного, всепоглощающего счастья, пока они не уехали с Михаилом в Ленинград. И похоже, так и не дождалась... И Люся рассказала Виктору о себе.