И не ищи свой идеал напрасно
Нет красоты, а только лесть.
Но если я решил, что ты прекрасна,
Так значит, так оно и есть. Ты заметил, как я решил, так оно и есть. Ты влюбился, ты влюблен, ты любишь, именно ты - именно ее и равнодушно проходишь мимо остальных, также, как остальные равнодушно проходят мимо нее. Любовь - чувство индивидуальное, эгоистическое. Вспыхивает, как порох. И обжигает. Как порох твоих эмоций. А время проходит, уходит время...
Все постепенно тает,
скоро и мы уйдем.
Юность моя золотая
в небе теряется журавлем. Да, время уходит, все пройдет, ничто не вечно - это истины, известные всем, да не всем они по силам... А что вокруг тебя? Оглянись...
Шагаешь, думаешь, творишь,
и ищешь, чтобы лично
придти к сознанию, что лишь
первична боль!
Страдание вторично. Первична боль, понимаешь? Не сразу, только потом ты осознаешь, что любое действие, любой поступок, любая радость, даже любовь таят в себе боль, вершат ее, как кару, как рок. А за что?..
Есть пол и потолок
моих стремлений,
а между ними - я.
И если потолок высок,
как гений,
то пол, как сгусток бытия. А время идет, а время уходит. И копится в душе горечь утрат. Привыкай к потерям, с каждым днем их больше...
Я с каждым годом все мудрей.
И все кристальнее познанье.
О, тяжесть скорби!
С ней - трудней.
Без смысла день.
Ночь - наказанье. А время идет, а время уходит. И если ты сейчас, сегодня счастлив, весел и наслаждаешься жизнью, то завтра наступит похмелье, и ты поймешь, что ничего не было, нет и не будет, кроме пустой суеты. Неумолимо летит время, все быстрей, все быстрей...
А умирать жалко.
И неохота.
Только работа, работа, работа.
Как тяжелый труд землекопа.
Каждый день себе яму копать кайлом,
а потом,
смертельно устав,
лечь в нее
и спать, спать, спать
вечным сном. Бом!.. Прозвенит колокол, пойдешь на последний круг... Финал... Нас на Земле скоро пять миллиардов. А сколько уже ушло в небытие? И жизнь твоя, и смерть твоя - песчинка в великой реке бесконечного времени... А итог?..
Ощущение утерянного,
безвозвратно уходящего
и в высоком царском тереме,
и в кирпично-блочных башнях.
И желание остаться,
преступить через забвение
в пирамидах египтянских,
в родах новых поколений.
И кресты, и обелиски,
и простой могильный холмик
результаты этих исков,
говорящее безмолвие. Я читал тебе эти стихи, помнишь? Говорящее безмолвие... - повторил Антон и умолк. "Массаж мозга" был закончен. Уже давно сгустились сумерки, царил полумрак, стол, стулья, маски, фигура Антона, молча стоявшего у стены, теряли свои очертания - словно мир погружался в черную бездну... Антон бесплотно и бесшумно проплыл по комнате и включил свет. Виктора будто обожгло. - Где у тебя коньяк?.. В буфете?.. А мясо разморозил?.. Ну-ка, давай поставь что-нибудь в стиле диско, только не очень быстрое... Виктор кивнул в ответ, механически, как кукла, поднялся, долго размышлял, какую кассету поставить, наконец, выбрал, включил стереосистему, вернулся и сел в кресло. За это время Антон нарезал тонкими кусками, посолил, поперчил, посыпал приправами мясо, кинул его на раскаленную сковородку, обследовал холодильник, достал и открыл банку с маринованными огурцами и помидорами, выложил их в глубокую тарелку, нарезал хлеба и поя вился в дверях комнаты со сковородкой. - Вика, давай подставку, живо. А то горячо. Виктор бросился на кухню, принес подставку. Вдвоем они расставили тарелки, рюмки, разложили ножи, вилки. Антон разлил коньяк. - Ну... - поднял он рюмку. - Жизнь продолжается... Ты знаешь, что сказал Хайям обо мне?