Вот на это решение и отреагировал Суворин «Маленькими письмами» в двух номерах, от 21 и 23 февраля, неосторожно охарактеризовав волнения студенчества «вредными». Публика и пресса тут же заклеймили позором почтенного автора. Редакцию завалили телеграммами протеста. Алексей Сергеевич подвергся едва ли не всеобщему остракизму, газета «Новое время» – жесткому бойкоту. 11 марта Суворин встречался с Витте, а 17 марта Горемыкин издал циркуляр, запретивший в печати обсуждать как-либо студенческую забастовку. И сразу кто-то пустил слух, что циркуляр «выпросил» Суворин. Градус народного негодования мгновенно поднялся еще выше. Немедленно Комитет союза взаимопомощи писателей призвал предать публициста суду чести. А лучшее перо «Нового времени» А.В. Амфитеатров воспользовался скандалом, чтобы уйти в другую газету – «Россия», основанную «московскими купцами». Купцов тех звали… Савва Морозов и Савва Мамонтов. Дуэт явно хотел «сыграть на неудовольствии против» Суворина и стремился переключить внимание разочарованной петербургской аудитории на газету, учрежденную ими. Рупор московской промышленной группы возглавил Амфитеатров. От него же Суворин услышал о клеветническом слухе о себе и человеке, знавшем «верный источник», Владимире Ивановиче Ковалевском, товарище министра финансов, правой руке Витте…
К лету страсти улеглись. Студенческая «революция» завершилась победой Боголепова и локаутами в университетах с перерегистрацией всех учившихся в них, высылкой неблагонадежных и солдатской лямкой для исключенных вовсе. Суд чести писателей 15 мая вынес Суворину порицание, мягкое в сравнении с тем, что ожидалось. 28 апреля вышел первый номер «России», ловко отобравшей у «Нового времени», а, значит, и у партии, протежирующей иностранный капитал, тысячи читателей и подписчиков. Имя же клеветника, бросившего тень на репутацию Суворина, осталось неизвестным. Но, видимо, не для Витте.
Тайну, погубившую Мамонтова, сановник узнал в середине или в конце июня 1899 года и в пылу гнева не смог сдержаться. То, что Савву Ивановича разорили из мести, а не из корысти, подтверждает факт увеличения размера суммы, нужной для его освобождения из тюрьмы под залог, с установленных законом 763 000 рублей до придуманных кем-то пяти миллионов. Кем?! Знаменитому узнику – меценату и альтруисту – сочувствовала вся Москва, весь цвет российского искусства, столичная и провинциальная интеллигенция. И, несмотря на это, Мамонтов просидел в заточении до 19 февраля 1900 года, пока по состоянию здоровья не удостоился права ожидать вердикта присяжных дома. Суд присяжных длился неделю, с 23 по 30 июня 1900-го. Подсудимых – вышеперечисленных членов правления Московско-Ярославско-Архангельской железной дороги – оправдали. Хотя от имущественных потерь и не спасли. В общем, Витте за разгром «Нового времени» отплатил спонсорам «России» сполна, а заодно… вольно или невольно продемонстрировал московской группе текстильных «королей», что их надежды на мирное соперничество с конкурентами из Питера и с Юга России эфемерны. По всему выходило, что правительство не желало допускать чрезмерного роста «московского» влияния в российской экономике.
Понимал ли Сергей Юльевич, какую роковую ошибку совершил? Крах Мамонтова вынуждал земляков Саввы Ивановича искать иной эффективный метод борьбы за выживание. Оптимальный вариант – апелляция к монарху. Но Николай II – не Александр III. В отличие от отца, молодой царь самостоятельно разбираться в проблемах, требовавших высочайшего вмешательства, избегал. Обычно он просто одобрял советы того, кому в данный момент доверял или чей профессионализм в конкретной области ставил выше прочих. В спорных ситуациях предпочитал подержать паузу. Впрочем, в итоге принимал сторону не того, кто лучше аргументировал свою точку зрения, а кому симпатизировал сам, причем чисто субъективно. История с Н.П. Боголеповым, против которого ополчилось и студенчество, и общественное мнение, – наглядный тому пример.