— Подгоню, это как?
— Да очень просто: лишнее отрежу.
— А если у четвертого бревна из тех, что отобраны вами в основание, не будет хватать длины, скажем, этак сантиметров десять?
— Так заменю бревно.
— Ну, а если нечем?
— Тогда или уменьшу ширину основания баньки или поищу дубовое бревно по родичам, по соседям. В общем, сделаю все возможное.
— Хорошо. Предположим, вы нашли нужное вам бревно и выложили первый венец. А что дальше?
— Так вы же сами строили. К первому венцу подгоню второй, ко второму — третий…
— Иван Петрович, почти все то же самое нужно делать и со стихами. Давайте-ка попробуем провести аналогию, на первый раз без всяких тонкостей. Предположим каждое бревно вашей баньки — это строка, а вырубленный венец — четверостишие или, говоря иначе, строфа, готовый сруб — стихотворение. Венец выкладывается из двух длинных и двух коротких бревен. В четверостишии тоже две строки длинные и две короткие. Если вы первую строку рифмуете с третьей — это перекрестная рифмовка, то они, как правило, должны быть одинаковой длины. Но их длина измеряется не сантиметрами, а стопами.
— Детскими, что ли? — усмехнулся Лосев.
— Стиховыми. В них один ударный слог и один-два безударных. Точно как в музыкальном такте, где одна сильная доля и несколько слабых. Для упрощения в рифмуемых строках можете считать только гласные: их должно быть одинаковое количество. Первое четверостишие, как окладный венец баньки, — основа всего сооружения. С ним, как с эталоном, все сравнивается и подгоняется к нему. Да, и рифма подбирается не на глаз, а на слух. С ней у вас тоже не все благополучно. Она должна быть интересной и не затасканной.
— А где ж ее найти такую?
— Вот в этом-то как раз и есть вся сложность стихосложения и… радость победы над собой. Для семьи можно писать, как напишется, но для читающей публики… тут уж надо работать со стихом до его полного совершенства. Ведь стихи покупают люди с утонченным вкусом, умеющие ценить искусство слова. А что вы им хотите продемонстрировать? То, как вы не умеете писать? — Согласитесь, это лишено смысла. Так что стихи надо исправлять. Возьмите в библиотеке несколько поэтических сборников наших классиков и, читая их, анализируйте каждый стих. Считайте количество стоп, ищите в рифмуемых словах звуковой повтор, примечайте разнообразие рифм, слушайте музыку стиха. Только так и можно чему-нибудь научиться.
— Хорошо. Я все понял. Спасибо за науку. Теперь я и сам на свои стихи по-другому смотрю. А то думал, было, придираются ко мне. Уж больно премию получить хотелось.
— И большие премии установили? — спросил Володя.
— Да нет, — смутился Лосев, — гроши. Но для меня и это деньги. У нас ведь в хозяйстве уже девять лет не платят. Дадут тонну зерна по осени, и живи, как хочешь. А я им что, голубь что ли? Подлое время. Каждый думает только о себе. Вожди наши — ни дна им, ни покрышки — колхоз порушили, и бросили нас на произвол судьбы: карабкайтесь, мол, к новой жизни сами, как умеете. А мы не умеем толкаться локтями, не приучены. У нас один только и поднялся. Все толковые по городам разъехались, остались одни непутевые да старики. Техника сгнила уже. А новый комбайн нынче стоит, что тебе самолет. Кто его купит? У нас больше половины земель сурепкой заросло. Без помощи государства ничего не получается. Нам бы ферму какую-нибудь построили, птичник или там, цех какой — и работали бы с душой. Но до нас никому дела нет. Крестьянин — бездельник?.. Ничего глупее не придумаешь… Стыдно так жить…
— А вы личное хозяйство не держите?
— Только птицу. Без денег и здоровья кормов не заготовишь. А значит, и скотину держать не сможешь. Ну да ладно, заговорил я вас. Спасибо еще раз. Если позволите, я как-нибудь еще к вам приду.
— Приходите, конечно, Иван Петрович. И все-таки попробуйте написать рассказ.
— Хорошо, попробую.
Он оделся, попрощался и вышел.
— Жаль его. Не знаю, чем и помочь, — огорченно вздохнул Володя. — А ведь госхозы, артели какие-нибудь могли бы уберечь деревни от вымирания. Сколько их таких сейчас полупустых поселков, хуторов, где едва теплится жизнь? Тут нужен реальный план возрождения села, с конкретными стройками и деньгами.
Нет, с Некрасовым не заскучаешь, — поняла Зоя. — Это уж точно. С той первой встречи с Лосевым прошло полтора года. На сегодняшний день у Владимира обширная переписка с литераторами района и области. Почта стала столь же посещаема ею, как и магазин. А их почтовые расходы увеличиваются тревожными темпами. Володе приходят письма, журналы, рукописи, изданные книги. Он все основательно прочитывает, правит, пишет отзывы, пересылает авторам рукописи, общается с ними по телефону. Временами Некрасовы ездят к ним, а иногда наоборот.