— Мастерски сделанные вещи и мне интересны. Но все же я стараюсь не увлекаться ими и читать более содержательные книги.
— Редкая целеустремленность, — сорвалось с языка Дениса.
Зоя заметила, что в его репликах и вопросах засквозило раздражение, природы которого она не понимала. Но диалог ее друзей открывал их с новой, неожиданной для нее стороны, и она, боясь помешать им, в их разговор старалась не вмешиваться.
— Значит, вы отбираете для себя книги с точки зрения целесообразности?
— По возможности, — ответил Владимир.
— А как же стихи, разве это разумная трата времени?
— Уверен, что да.
— И можете обосновать?
— Постараюсь, — задумчиво ответил Некрасов.
Придержав за хромированные ободки колеса, он осторожно развернул коляску в сторону своих попутчиков.
— В пользу стихов могу привести два аргумента: первый — именно в стихах возможно несопоставимое с прозой напряжение мысли и чувств; и второй, поэзия — кратчайший путь к достижению качественно иного психического состояния человека.
— А можно чуть проще и конкретней? — проявил настойчивость Денис.
— Хорошо, — сказал Володя, — попробую пояснить на своем опыте. Чтобы поднять себе настроение, мне даже не нужно брать с полки книгу, а всего лишь достаточно затратить одну — две минуты на прочтение короткого стиха. Вот смотрите, засекаю время.
Он вскинул руку с часами и стал наблюдать за секундной стрелкой. Как только она добежала до двенадцати, его лицо приобрело некую отрешенность, и он неторопливо начал читать:
«Только камни, пески, да нагие холмы, и сквозь тучи летящая в небе луна…»
Глядя на него, можно было с уверенностью сказать, что он сейчас не здесь, в парке, а там — под летящей луною, на соленом ветру, возле ночного бушующего моря.
Его голос звучал негромко, но так искренно и страстно, что это напоминало объяснение в любви. В эти мгновения Владимир был настолько открыт, а значит, и уязвим, что Зое стало как-то не по себе.
Когда Некрасов окончил чтение стиха и указал пальцем на стрелку, то оказалось, что она не пробежала и круга.
— Прошло всего сорок две секунды, а мы уже чуть-чуть изменились, — сказал он. — Прозой такого быстрого эффекта не достичь.
— Чьи это стихи? — интуитивно предчувствуя ответ, с некоторой опаской спросила Зоя.
— Бунина.
— Это что… твой любимый поэт?
— Не думаю, — ответил Некрасов. — Но в творчестве истинных мастеров поэзии непременно отыскивается минимум два — три шедевра, от которых я в восхищении. И что удивительно, сколько бы я их ни перечитывал, всякий раз, они словно драгоценные камушки, поворачивались ко мне все новыми и новыми гранями, удивляя своей совершенной красотой. Таких волшебных камней хватило бы на целую корону.
— И кому бы она была в пору? — не без лукавства спросила Зоя.
— Не знаю, — простосердечно ответил он, — разве что одной из Муз, покровительствующей поэтам.
Не желая верить в совпадения, Зоя все-таки спросила его:
— Володя, а почему ты прочитал именно Бунина?
— Сам удивляюсь, почему-то в голову вдруг пришло.
У Дениса холодно блеснули глаза. Впечатление, произведенное Владимиром на девушку, ему явно не по душе пришлось.
Некрасов развернул коляску и неспешно толкнул ободки колес вперёд. Денис и Зоя пошли рядом с ним.
Денис, желая вернуть себе инициативу, как-то не к месту задал вопрос:
— Скажите, Владимир, а гениальные стихи вы тоже на свой аршин меряете?
Капитан с недоумением покосился на Дениса.
— Конечно. А вы что же — на чужой?
Тот, начиная терять самообладание, снова спросил его:
— И не боитесь прослыть профаном?
— Нет, — спокойно ответил Некрасов. — Я привык полагаться на свой вкус. То, что я не зачитываюсь каким-нибудь гением, ровным счетом ничего не значит. Даже гениальному автору нужен читатель с родственной ему душой. Я, например, как ни старался, так и не смог прочитать «Дон Кихота», бросил на середине «Сто лет одиночества», одолел всего лишь несколько глав «Гаргантюа и Пантагрюэля», — ну и что? Разве это умаляет талант Сервантеса, Маркеса, Рабле? Нет. У меня с ними должно быть хоть отдаленное совпадение восприятия, языка, образности. Их нет. А раз нет этой сонастроенности, то я не испытываю и удовлетворения от прочитанного. Зато с удовольствием читаю других авторов.
— И кто же эти счастливчики? — издевательским тоном спросил Денис.
— Мне нравятся Грин, Паустовский, Гессе, Бальзак, Уайльд, Пушкин, Есенин; об остальных я уже говорил. Еще будут вопросы? — с тонкой иронией спросил Владимир.