— У какого-нибудь штабного ефрейтора?
— А хоть бы и так?
— Я вас понял. Вы из той категории журналистов, которые своим преждевременным трепом предупреждают бандитов об опасности, а наших ребят подставляют под пули.
— Я никого не подставлял. И не надо безосновательно обвинять меня в этом. К слову, хранить секреты — это ваша обязанность, а наша — во что бы то ни стало находить источники информации и оперативно использовать их.
— Верно. Но нельзя же не думать о последствиях своих сенсаций. Ведь ваши нелепые домыслы и прогнозы влияют не только на рейтинги печатных изданий, но, в конечном счете, и на результат боевых столкновений.
— Знаете, быть свидетелем важных событий и не воспользоваться этим — непозволительная роскошь для журналиста.
— Понятно. Значит, по-вашему, нагнетать в обществе психоз, а зачастую и провоцировать террористов — это нормально?
— Горячие новости всегда кого-то обжигают, — ответил Денис.
Некрасов в упор посмотрел на него.
— Не там вы их добываете. Они должны обжигать врагов, а не своих. Наши ребята говорят: есть журналисты, а есть пираньи. Судя по всему, вы из стаи хищников, и мне это неприятно.
Дениса передернуло.
— Я рад, что мы все выяснили. В свою очередь хочу сообщить вам, что вы мне тоже не очень симпатичны. На этом и прощаюсь, — он сделал энергичный полупоклон. И, уже обращаясь к Зое, бросил: — Подожду у ворот.
— Хорошо, — ответила она.
Владимир с усмешкой посмотрел вслед Денису.
— Не разговор получился, а склока. Ведь из-за таких, как он, наши ребята в засады попадают. Ты уж извини, Зоя. Но своими вопросами он меня сегодня раззадорил.
— Ничего, зато мы кое-что новое узнали друг о друге.
— Это да. Однако неловко признаться, но я еще во власти инерции: спор уже закончен, а я все подыскиваю аргументы повесомей. А ты о чем думаешь?
— А я почему-то вспомнила давнишнюю беседу о литературе и то свое удивление, что ты тогда прочитал стихи именно Бунина, а не чьи-либо другие.
— Что же тут удивительного?
— А то, что накануне той встречи я тоже читала Бунина и, затевая разговор, собиралась поделиться впечатлениями именно о его стихах. Что это, совпадение? Или ты прочитал мои мысли?
— Что ты, Зоенька, у меня никогда не было сверхъестественных способностей. Может быть, лептонная почта сработала?
— Это что за почта такая?
— Общение на уровне элементарных частиц, — улыбнулся Владимир, — когда оба настроены на одну волну.
Погуляв еще минут пятнадцать, они расстались.
Денис ожидал Зою на скамье у ворот. Она присела рядом.
— Наговорились? — с раздражением спросил он.
— Да, — односложно ответила она.
— Ты сердишься? — покосился он на нее. — Извини. Что-то нервы сегодня на взводе.
— Денис, а как здоровье… твоей жены?
Он вздрогнул, колюче взглянул на нее и досадливо хмыкнул.
— Какое тебе дело до нее?
— Ты прав, — она беззаботно улыбнулась, — мне не должно быть никакого дела ни до нее самой, ни до тебя — ее мужа.
— Я ее не люблю! — озлобленно сказал он. — И скоро раз и навсегда освобожусь от этой стервы.
— Денис, так отзываться о женщине может только низкий человек.
— Да что ты о ней знаешь?
— О ней — ничего, но о твоих победах…
— Зоя, все, что со мной случилось до встречи с тобой, — легкие увлечения, не более.
— А после моего отъезда?
Он словно поперхнулся.
— Как ты не понимаешь, все это не по-настоящему. Только ты мне нужна!
— Вряд ли. Ведь были женщины и до нашей встречи и после. Да и вообще, начинать серьезные отношения с чудовищной лжи — плохой знак. Извини. Я в тебе ошиблась. Очень ошиблась.
Денис вскочил. Лицо его побледнело.
— Ну знаешь, подобной глупости я от тебя не ожидал. Другого такого шанса у тебя может и не быть.
— Как и у тебя. Однако жить в ожидании измены я не хочу. Так что, прощай.
Он стиснул зубы и молча ушел в поселок.
«Вот и все, — подумала Зоя. — Был Диомед — и нет. С мечтами о сказочном принце покончено».
Она медленно брела на квартиру. Целое скопище мыслей одолевало ее. Она думала, что еще недавно в характере Дениса ее устраивало почти все. И лишь последние двое суток вернули ей былую зоркость. Сейчас за его привычками: высоко держать голову, поглядывать по сторонам, вплотную подходить к собеседнику, она усматривала его жадное желание задавить своим обаянием говорящего с ним и заодно произвести впечатление на остальных. Это манеры соблазнителя. А его цинизм, вывихнутая логика, раньше существующие как бы сами по себе, теперь естественным образом дополнили и прояснили его сущность.