«А какой симпатичный малыш у той женщины… и подумать только, его отец — Денис. Если бы мы с ней случайно не встретились (а, может быть, все не случайно?), то я бы, вероятно, трепетала сейчас в его объятьях. Ужас! Не дай Бог такой слепоты… Единственный, кто меня понимает, так это Володя. С полунамека уловил мое настроение. И в который уже раз! А спорщик он еще тот. Почему я практически не участвовала в их разговоре? Откуда такая странность?.. Может быть, от уверенности, что Володя поставит его на место? Или от наивной фантазии, что предмет их спора не армия, не политика, а я. Признаться, мне нравилось, что они спорят.
Пожалуй, хорошо, что все так закончилось. Может, это и не потеря вовсе?.. А как там бабушка? Не попробовать ли позвонить Даше?»
В три часа пополудни из поселковой почты Зоя дозвонилась до бухгалтерии своего бывшего колхоза. Там работала ее знакомая, Нина Викторовна. Она оказалась на месте и с готовностью согласилась пригласить Дарью на переговоры. Договорились, что минут через сорок Зоя перезвонит. Побродив по улочкам, в условленное время она снова зашла на почту. На ее звонок в конторе подняли трубку.
— Мохова. Слушаю вас.
— Это Зоя. Здравствуй, Даша.
— Здравствуй.
— Даша, я твое письмо получила. Спасибо, что написала.
— Не за что.
— Как там бабушка?
— Сейчас специально забегала взглянуть на неё: жива пока. Кто-нибудь приедет из вас?
— Да. Я приеду. Она очень слаба?
— Слаба. Она ведь почти ничего не ест.
— Даша, я сейчас в командировке, но постараюсь что-нибудь придумать. Спасибо тебе. А бабушке передай, я скоро буду.
— Хорошо. Но, пожалуйста, поторопись.
Зоя еще не пришла ни к какому решению, а ноги уже несли ее к санаторию. Нужно выяснить: есть ли у них возможность уехать уже завтра. Да и, конечно, поговорить об этом с Володей.
В администрации удивились такой спешке, но вошли в её положение и пообещали к десяти утра все документы подготовить, а броня на билеты у них имеется.
Поиски Володи затянулись. Зоя вдруг подумала: «Уж не купается ли он?» Через десять минут она подходила к лодочной станции. Пляж был пуст. Коляска Владимира стояла возле будки, обвешенной пробковыми спасательными кругами.
— Э-эй! — прокричала Зоя.
Из будки вышел инструктор. Он, как и в первую их встречу, был в синей выгоревшей на солнце майке.
— Весь во внимании.
— Здравствуйте. Не у вас ли Некрасов?
— День добрый. Здесь он. Уже больше часа на волне. Скоро будет.
— Извините, где он? И на чем?
— В море, конечно. На лодке.
— С кем-то катается?
— Он ходит на веслах один.
— Как один? Разве там можно усидеть без ног? — с сомнением спросила она.
— Выходит, можно. Я думал, вы в курсе, что он уже больше месяца регулярно выходит в море?
— Нет. Я уезжала отсюда. И то, что я сейчас услышала, меня крайне удивляет.
На лице инструктора проявилось удовлетворение.
— Этот парень кого хочешь удивит. Я, по совести сказать, и сам не верил, что это возможно. За мою практику Митрофаныч — первый, кто без ног сел за весла. Он сам продумал, где и как устроить крепеж.
— Так он, что, привязывается к скамейке?
— Если точнее, то к скамейке мы привинчиваем останки креслица из кинозала, а уж в нем с помощью страховочного пояса и капронового шнура фиксируется Володя.
— Но там же, такая нагрузка… а если кресло не выдержит?
— Не беспокойтесь: Митрофаныч на всякий случай еще четыре упора из хоккейных клюшек сотворил. Они тоже на болты прихвачены к шпангоутам, то есть к поперечным ребрам. Так что там все надежно.
— А вдруг лодка перевернется, что тогда?
— Этого и я боялся. Говорю, утонешь, а я из-за твоей прихоти в тюрьму сяду. Кстати, давайте присядем, — он указал на скамеечку, врытую под самым окошком будки.
Они сели.
— Так вот, — продолжил инструктор, — говорю ему, что с такой перспективой я не согласен. Тогда Митрофаныч надел на шею нож в чехле, зафиксировался и говорит: «Переворачивай лодку. Если через полторы минуты не выберусь из-под нее, то начинается твое время: хватай меня за жабры и тащи на берег». Я и перевернул. Отсек время. На сорок пятой секунде он вынырнул.
— Как вы могли согласиться на это?
— Вы что, брата своего не знаете? Если ему что-то в голову втемяшится, то его и пять инструкторов не переубедят. Да и я хлеб не даром ем: кое-что умею. Ну, а уж потом деваться мне было некуда: капитулировал. И очень рад этому. Сегодня я в нем уверен, как в себе.
То, что инструктор хвалил Володю, Зое почему-то льстило. Ей захотелось услышать о нем что-нибудь еще.