— И хорошо, что помогли! — чуть ли не подпрыгнул ростовчанин. — Можно сказать, нам повезло! Крупно повезло! Наше общество стало гораздо открытей. Раньше, например, пригласить кого-нибудь или съездить, скажем, во Францию было не легче, чем попасть в отряд космонавтов. Или не правда?
— Правда. А точнее, часть правды, которую вы захотели принять.
— Ну, допустим. Но ведь теперь никаких проблем: пожалуйста, езжайте. И все благодаря тому, что мы вступили на путь демократии. И заметьте, Америка в числе первых протянула нам руку. Кстати, вспомните ее историю: скольким беженцам она стала родиной? Нет, что ни говорите, а США — поистине колыбель демократии! — с неуместным пафосом закончил оппонент Некрасова.
— Да кто же не знает, с чего начиналась Америка? — сказал Володя. — Судя по всему, дух былого авантюризма еще не выветрился у нее. Если она — колыбель демократии, прибежище изгнанников и талантов, так пусть и живет по этим принципам. А не старается с маниакальной настойчивостью уложить в свою люльку всех без разбора и потом бороться с искушением кого-нибудь укоротить.
— Это в вас говорит военный, — продирижировал пальцем Семен Викторович.
— Возможно. Но русский военный.
— Владимир, — американец нервно щипнул свой ус, — вы же понимаете, что моя страна как реальный гарант демократии просто обязана лезть в драку. Такова природа, если хотите, тактика поведения любого вожака, будь то звериной стаи или человеческого сообщества.
— Кстати, о зверях, — оживился Володя. — Америка у меня давно уже ассоциируется с одним своеобразным мифическим животным.
— И с каким же, интересно?
— Боюсь, вам это не слишком понравится.
— Ничего, я не изнеженная девка. Говорите.
— Добро. Только хочу напомнить — это мои личные ассоциации.
— Хорошо-хорошо. Так с кем же?
— С вепрем.
— С вепрем? — с удивлением переспросил американец.
— Да, — улыбнулся Володя, — с диким клыкастым кабаном.
— О-о! — оскорбленно воскликнул Джимми. — Какие у вас странные представления о моей стране. Не вижу ничего общего.
— Это с непривычки. И все-таки согласитесь, вепрь — очень опасный хищник.
— Владимир, это уж слишком, — стиснув зубы, заметил Семен Викторович. — Создаётся впечатление, что вы глумитесь над патриотизмом нашего гостя.
— Ничуть. Я, как вы понимаете, не дипломат, поэтому и говорю, что думаю, без обиняков. Если, конечно, это оскорбляет ваш тонкий слух, давайте говорить о погоде.
— Нет-нет, — запротестовал Джимми. — Я предпочитаю острый диалог. Мне не все приятно слышать, но я переживу это. И мне важно знать, о чем вы на самом деле думаете в России. Развивайте свою мысль, Владимир, не стесняйтесь. Я тоже буду откровенен, обещаю.
— Хорошо, Джимми. Договорились. Так вот, о вепре. Перед моими глазами видится такая картина. Вот представьте.
То в одних заповедных местах, то в других неожиданно появляется по-настоящему огромный, уверенный в своей силе зверь. Он всеяден. И, как все кабаны, патологически ненасытен. И он ест: подрывает корни редких деревьев, жрет выпавших из гнезд птенцов, опустошает огороды. Больше всего он любит трюфели, — это любому известно. Но, несмотря на свой отменный нюх, он роет землю везде, даже там, где их и быть-то не должно.
Чаще всего вепрем управляет голод (конституция у него такая). Он то повизгивает, то благодушно похрюкивает, в особенности, если кто-нибудь почесывает ему брюхо. А прихвостней у него, надо признать, немало. Его удаче способствует и то, что он исключительно бесцеремонен. Сует свое рыло и в муравейники, и в норы, и в чужие корыта, одним словом, повсюду. И ест, ест, ест.
Если же ненароком с ним что-нибудь случается, то визгу — на весь белый свет. А когда кабан вдруг замечает, что становится ленивым и неповоротливым и его перестают бояться, тогда-то он и затевает драку. Он может подчинить себе многих, но обуздать свою жадность — никогда.
У Джеймса совершенно непроизвольно появилась брезгливая гримаса.
— Однако замечу, неприглядную картинку вы нарисовали, — произнес он. — Вы по-прежнему считаете нас врагами?
— Не врагами, но потенциальным противником.
— И это несмотря на все наши шаги навстречу друг другу?
— Джимми, позвольте сделать уточнение. Вы только снизошли повернуться в нашу сторону, а шагали-то в основном мы. Мы сдали вам карты своих позиционных районов, сократили массу вооружения, которое даже не подпадало под статьи договоров; наша разведка раскрыла уйму своих секретов, и еще мы сделали десятки односторонних уступок. И этим, надо полагать, заслужили вашу благосклонность. Не так ли?