Вот и судите сами: хотят ли они такой разрушительной перестройки, как у нас? Вряд ли. Им нужны справедливость, порядок и достаток — и они у них есть.
Семен Викторович шумно выдохнул воздух.
— Вот глупцы! — свирепо воскликнул он. — И как они могут доверяться этому горлохвату?
— Вот-вот, — эхом отозвался на его слова Джеймс. — Мне тоже удивительно: как они могут не замечать, что он ограничил их в правах и свободах, как самых настоящих рабов!
— Разве у них есть проблемы с выездом? — спросил собеседников Владимир. — Насколько я знаю, нет. А доверяют они своему президенту по одной причине: он, вероятно, единственный руководитель, кто очертя голову не бросился в эту стремительную мутную реку, называемую свободным предпринимательством. Может быть, он оказался зорче остальных и вовремя заметил, сколько же, прошу прощения, дерьма плывет по ней. Он сам не полез в нее и земляков своих удержал от этого шага. И, может быть, тем самым уберег свою страну от разорения. Вот за это они ему и благодарны.
— Похоже, он у вас в любимчиках? — ехидно спросил Семен Викторович.
— Вовсе нет. Мне многое не нравится в нем, как впрочем, и во всех остальных. Но он, в отличие от наших пораженцев, — мужик, и его есть за что уважать.
— Неужели они не осознают, что рано или поздно им придется окунуться в эту реку? — спросил Джеймс.
— А может, они найдут более разумное решение? — спросил Владимир. — Ведь форма собственности не помеха для демократии. Хотя выбор у белорусов, прямо скажем, небогатый. Жаль их…
— И все-таки мне странно и непонятно, — с запинкой сказал Джеймс, — почему вы, Владимир, сегодня, зная всю правду о гибельном пути, которым прошла Россия, остаетесь в уверенности, что социализм не так уж и плох.
Взгляды всех присутствующих скрестились на Владимире.
— Да потому, что его движение к цели, — ответил он, — можно сравнить с путешествием «Летучего голландца» в неизвестность. В его команде, в общем, как и везде, кроме молодых, здоровых и энергичных людей, немало лодырей, стариков и пьяниц. От них мало пользы. Но ни у кого нет и мысли выбросить их за борт. Потому что его экипаж — это не скопище индивидуалистов, а единая сплоченная команда. И у каждого из них есть свои обязанности. Со временем конечная цель корабля прояснится, курс подкорректируют. И пусть это мечта, легенда. Но мне такая будущность гораздо приятней, чем бег наперегонки к вожделенному корыту. Потому что мне претит животное благополучие. Поэтому я и считаю социализм перспективней, духовней и гуманней.
— Духовней?! — так и подскочил Семен Викторович. — Меня, уважаемый, удивляет ваша полная зашореность. Общество, позволившее уничтожение своих граждан, ничуть не духовней каких-нибудь дикарей, приносящих в жертву своих соплеменников. Оно, оглохшее от собственного воя, десятилетиями бросало на жертвенный камень своих самых лучших ученых, инженеров, писателей, военачальников, крестьян. Что вы на это скажете?
— Репрессивные органы отнюдь не атрибут социализма, а болезнь, которая погубила его. Суть же этого строя — в идее справедливости для всех. И она замечательна. Но вот методы ее воплощения в жизнь были непродуманными, а порой преступными, что и дискредитировало идею. А впрочем, у каждого общества свои пороки… свои ошибки и свои дурные привычки.
— Лихо! Так вы, что ж, предлагаете простить преступления Советов?
— Важно правильно оценить их и не забыть этого. В истории США подлости и преступлений уж никак не меньше. Да весь капитализм вырос на попирании морали. И даже сейчас под предлогом утверждения демократии во всем мире, ваши, господа, беспорочные Штаты продолжают наглейшим образом подрывать деятельность неугодных ему законных правительств и протаскивать в них своих марионеток и лизоблюдов. Джимми, разве не аморальна такая демократия по-американски? Из вторых рук, так сказать.