Коломба вскинула свои длинные брови к черным вьющимся волосам, разделенным пробором над левым виском. Одна прядь широкой лентой спускалась на лоб и закалывалась за правым ухом. Остальные волосы — прекрасные волосы всех четырех сестер Эд, — спускались густыми локонами на затылке.
— Лишь одна Мария пришла мне на помощь. Да, Мария, сторожиха. Она была великолепна. Такт, своего рода сострадание, которое она скрывала, но тем не менее оно чувствовалось…
— Это что-то новое, Алиса! Ты мне всегда говорила, что эта хитрая старуха была ставленницей Мишеля!
— Да, тип гувернантки «только для мосье». Так вот, все изменилось еще даже до исчезновения Мишеля. Должно быть, он ей разонравился, я не знаю почему. Она видела сквозь стены! Она спала рядом со мной в гостиной. Я на диване, она на другом в своей большой монашеской рубашке.
— В гостиной? Почему в гостиной?
— Потому что я боялась, — сказала Алиса.
Она подняла свою длинную руку и опустила ее на плечо сестры.
— Боялась, Коломба. По-настоящему боялась. Боялась всего: пустого дома, боялась, когда хлопали дверью, боялась, когда наступала ночь, боялась того, как Мишель… ушел.
Коломба посмотрела в глаза сестры своим умным взглядом.
— Да?.. Ты предполагала?
— Нет, — четко сказала Алиса, — но это возможно, — прибавила она вялым голосом.
— Какие-нибудь неприятности? Дела?
Алиса не отвела глаз.
— Оставим это. Бывают моменты, когда жизнь мужчины и женщины мне представляется как нечто немного недостойное, вроде туалета в стенном шкафу… Это должно быть скрытым. Доказательство то, что я боялась всего того, что было в Крансаке, эти книжные шкафы в глубине гостиной. Соловьи, которые пели в течение всей ночи. Всю ночь напролет… Этот ящик, в который уложили Мишеля, потом исчезновение этого ящика. О, как я ненавижу покойников, Коломба. Они совсем не то, что мы. Я тебя шокирую? Человек, такой безжизненный. Неужели это в самом деле тот, которого любили?.. Ты не можешь понять.
С заговорщическим жестом Коломба дотронулась до поблекшего дерева рояля. Алиса, успокоенная, улыбнулась.
— Хорошо, хорошо. Понимаю, все идет по-старому между Баляби и тобой. Хорошие друзья? Или хорошие любовники?
— Разве мы можем быть кем-либо иным, чем добрыми друзьями. Мы наполовину измучены работой как один, так и другой.
Она зевнула, затем внезапно просветлела:
— Однако для него все как будто бы устраивается. Он будет руководить опереттой Пурика в начале сезона.
Она понизила голос, чтобы довериться Алисе, и заговорила со скрытой надеждой:
— Его жена больна!
— Да? Не может быть!
— Да, малышка! И серьезно, — у нее отказывают ноги, и как будто бы, если инъекции, которые ей делают, не помогут, сердце может не выдержать и в любой момент… пуф!..
Она замолчала, разглядывая что-то приятное и невидимое. Ее усталые щеки и прищуренные близорукие глаза помолодели.
— Но, знаешь, не следует обнадеживать себя подобным образом. Бедный Каррин… Он так плохо выглядит… Это в основном от недосыпания. Мы никогда не спим достаточно. Мы слишком устаем. Сердце не отдыхает. Я готовлю для него отдельные кусочки оркестровки, переписываю ноты, все, что могу после моих уроков…
Она внезапно помолодела, широко раскрыла свои прекрасные усталые глаза.
— Ты знаешь, Морис Шевалье взял одну из его песен! И еще… Видишь ли, за исключением припева, песенку сочинила я… Она прелестна…
Она попыталась через спинку дивана нащупать клавиатуру позади себя. Но вскоре отказалась от этой затеи.
— Алиса, быть может, я мало говорю о… о том, что произошло с тобой?
— Да нет же, нет, вполне достаточно, — сказала холодно Алиса.
Их почти одинаковые глаза встретились. Они скрывали удовольствие, которое испытывали от того, что были такими сходными, жесткими по отношению к самим себе, циничными от нежности и стыдливости.
— Я слышу шаги, — сказала Коломба. — Пойду ей открою.
С легкостью, которая говорила о многолетней привычке, она перебросила ноги через спинку дивана и встала.
— Входи. Да, здесь Алиса. Поцелуй ее и дай нам поговорить.
Эрмина бросила свою шляпку на рояль и устроилась рядом с сестрами. Она прижалась к щеке Алисы своей более худой щекой, светлыми крашеными волосами и тихо с нежностью закрыла глаза.
— От тебя приятно пахнет, моя милая девочка, — сказала Алиса. — Оставайся здесь.
— О чем вы говорили? — спросила Эрмина, не открывая глаз.
— Да ни о чем хорошем, понимаешь… я говорила, что сыта по горло всем тем, что видела там…