— Так собрание, мамка, сегодня ж у нас.
— Подождут.
— Ну конечно! Говорят, представитель от райкома партии будет. Кизеров якобы…
— Начальник милиции?
Данька бросил ложку, бросил хлеб, двинул от себя стол, выскочил, вышиб избную дверь, вышиб сеночную и как сквозь землю провалился.
— Куда его опасная понесла? — закидалась Марфа от окошка к окошку.
— Куда? Каяться, наверное. — Настя засмеялась, но тут же осеклась, увидев слезы на материных глазах. — Ладно, мама. Может, еще все и обойдется, раз в комсомол меня собираются принять сегодня.
7
Собрание в библиотеке, и потому, что оно открытое, к нему готовились, видать. Пол как восковой, с толченым кирпичом вымыт, на столах скатерти, на передней стене новый портрет Ленина, и под портретом между окон
Суриком, прямо по известке, ярко.
Костю Широкоступова избрали в президиум. Шумно, единогласно, с аплодисментами. И вчерашний матрос, положив черную бескозырку поверх алого сукна, сидел теперь вместе с Ваней Шатровым и Димой Ромашкиным у всей молодежи на виду, смущенный и счастливый, разглядывая украдкой новый читальный зал.
Напротив портрета — плакатище во всю стену. Склеили несколько газет «Правда» — «Правда» — «Правда» и ниже заголовков полуметровыми буквами:
— Сила! — понравилось Косте. Наклонился к Ване. — Кто придумал?
— Ромашкин Красной материи не погодилось, так…
— Это и есть красная материя.
— Итак, товарищи комсомольцы, — поднялся Ромашкин, — собрание считаю продолженным. Поступило предложение ввести дополнительно в состав президиума члена райкома партии товарища…
— Кизерова!! — опередило Димку сразу несколько голосов и захлопали ладоши.
— Единогласно. Пожалуйста, Александр Лукич.
Возле стола, будто сам приковылял, появился косолапый стул, и Костя только придвинул его плотнее к своему. Кизеров осторожно, чтобы не толкнуть кого, пробрался по узкому коридорчику между столов, положил шляпу на книжный шкаф, наклонился к Широкоступову, шепнул «с возвращением» и еще тише — «с вашего позволения» — перенес Костину бескозырку со стола на шкаф и сел рядом с ним.
— На повестке дня два вопроса, — продолжил Ромашкин, переждав. — Прием в комсомол и запись добровольцев на целину. Изменений, дополнений… Нет. Тогда разрешите по первому вопросу мне, — повернулся комсорг к президиуму. — Так. В нашу комсомольскую организацию поступило заявление Кутыгиной Анастасии Ефимовны. Я прочту его. «В год освоения целинных и залежных земель прошу принять меня в ряды Коммунистического Союза Молодежи. Все. Подпись, дата. Поручились: Ромашкин и Шатров». У кого какие вопросы будут?
— Пусть о своей семье расскажет! — выкрикнули.
Этого-то и боялась Настя: отец — шабашник, брат — дурак: на человека с клюкой кинулся, мать тоже за полтора года полтора трудодня заработала, и то сегодня только.
— Встань, — подтолкнули ее сзади.
— Встань, Кутыгина, расскажи свою биографию.
Встала.
— Ну, родилась я здесь. В Лежачем Ка… Камне в тридцатом году. В семье зажиточного крестьянина.
— Выражайся точнее! — опять выкрикнули в заднем ряду.
— И выражусь! — оглянулась туда Настя. — В семье бывшего кулака…
— И ныне единоличника!
— Не принимать ее!
— Ребята, ребята, — застучал Ромашкин карандашом. — При чем здесь родители? А вы знаете о том, что она против отцовской воли заявление подала?
— Может, и против братовой воли?
— Дай-ка мне слово, Дима, — вскочил Кизеров и по привычке ткнул большим пальцем под ремень складки расправить, забыв, что он в гражданском костюме. — Ты, Настя, сядь пока. Во-первых, дело Кутыгина Даниила прекращено за отсутствием состава преступления. Так что зря он прячется под коровой. Это раз. Два: Кутыгина родилась в тридцатом, а теперь пятьдесят четвертый. И все-таки она вступает в комсомол! В двадцать четыре года! Это о чем-нибудь говорит? Говорит. И три: Ромашкин тут мимоходом сообщил собранию, что Кутыгина пошла против отцовской воли. А вы подумали о том, каково ей сейчас пойти против отца?
Кизеров провел ладонью по коротким, черным и жестким, как сапожная щетка, волосам, и Костя услышал потрескивание электрических искорок в них.
— Не надо бы и рассказывать, — заговорил совсем тихо Кизеров, — но если уж встал ребром вопрос, принимать или не принимать в комсомол Настю Кутыгину, расскажу. Был у нас в деревне Паша Типикин. Сын середняка, не кулака даже. Так вот этого Пашу родной отец топором зарубил.