— Да и «четверку» можно, — тут же вошла в состав комиссии Шурка.
— Э-э-э, — зачесал за ухом представитель Сельхозтехники, но на этом его возражения кончились: механика тоже надо понять, уборочная завтра начинается. — Ладно, ставьте хоть «тройку», хоть «четверку», лишь бы она работала.
«Тройку» Балабановой со вздохом, но поставили, и не за красивые глазки. Если бы за это ставить ей оценки — «пятерок» мало было бы, но Александра Тимофеевна женщина замужняя и шестерых детей имеет, а хлеба переэкзаменовки ждать не будут, стоя на корню, хлеб в закромах может ждать сколько угодно. Сдала Шурка экзамен.
Бережно опустила в кармашек комбинезона права механизатора, пожала руки членам комиссии, взобралась на комбайн и через минуту была уже за разинутыми воротами мехмастерских: куда это она понеслась?
А никуда. Прокатиться, муженька повидать, людям показаться: смотрите — вот она я! Дала крюк, заехала с краю и поколотила вдоль деревни серединой улицы в тот край — смотрите: вот она я. И греющиеся на солнцепеке старушки распрямляли сутулые спины, привставали со скамеек и лавочек, щурились из-под ладони на водителя, узнавали Шурку и все-таки, не веря глазам, спрашивали друг дружку:
— Кто ето, сватья?
— Да кто… Никак, Шурка Тимофея Балабанова.
— Ну, ероплан баба. И успевает же когда-то.
Семен, имея разряд по шахматам, похоже, отдавал верную партию шоферу бензовоза, не подозревая, что у шофера тоже разряд, отчаянно искал выхода из матового положения и до того увлекся эндшпилем — головы не повернул глянуть в окошечко, кто это подкатил там к его конторе и кричит:
— Галаганов! Заправляй!
Кричала Шурка, только не «заправляй!», а «поздравляй!», Семену просто послышалось. Крикнула как нельзя кстати, Галаганов смерть не любил проигрывать. Смахнул с доски остатки фигур, протянул шоферу руку, шофер протянул свою.
— Ничья, — пожал ее Семен и выскочил на улицу.
Шофер — за ним:
— Э, нет, нет! На ничью я не согласен, давай доигрывать.
— Завтра. Сейчас недосуг. Ну что, Александра ты моя Тимофеевна, сдала?
— Как орешки отщелкала! — подала Шурка мужу удостоверение. — Поздравляй!
— Что-то не очень ты отщелкала — «троечка».
— А ну их… Один орешек твердый попался, так скорей и оценку снижать. Это все теория, Сеня, посмотрим, что практика покажет.
— Посмотрим, посмотрим. Ребятишек-то куда будем девать? С поля ведь не ускочишь домой когда вздумается.
— По бабкам рассортирую. А не согласятся наши старухи — и с тобой побудут.
— Ну-ну-ну. Придумала. Детям по технике безопасности не положено находиться на территории нефтебазы.
— Ох уж и нефтебаза! Ведро солярки да ведро керосину. А вот привезу их тебе завтра — и никуда ты не денешься. Слушай, Сеня! А ведь это… как ее? Идея! Стащить к председателю на дом прямо всех ребятишек. Может, Наум тогда скорее догадается детский сад построить. Надо потолковать мне с нашими бабочками. Ну, так что, муж? Не заправишь по знакомству? Куда подгонять?
Шурка стояла, облокотясь на штурвал комбайна, Семен смотрел сверху, стоя со шлангом над баком горючего.
— Сень. А Сень!
— Обожди, сейчас уж полный будет.
— Да нет. Ты летом у комсомольцев на собрании присутствовал, помнишь? На целину не пробовал проситься? Или отказали?
— Ты что, Саня? Какие из нас целинники — воз ребятишек.
— А я бы поехала. И поеду. Думаешь, зря эту механизацию и электрификацию учила?
9
Название совхоза, предложенное Федором Чаминим, понравилось больше, чем кому-либо, Васе Тятину. Вася жалел, почему такая идея не пришла ему, и не жалел патронов, испытывая заодно новую бескурковку, купленную в день отъезда сюда. Тятин прослышал от кого-то, что в Казахстане бегающей, летающей и плавающей дичи видимо-невидимо, мигом вступил в члены охотничьего Общества и усердствовал теперь, пока в подсумке последний патрон не остался.
— Уже? — удивился. — Быстро я их расфуговал. А-а… Тыщи пропивали, девятьсот — не деньги.
Зарядил последний, поджидает, когда крестного отца качать перестанут. Отпустили наконец.
— Дядя Федя, на, бабахни разок по такому случаю!
— Я семнадцать лет назад бабахнул, Вася, так до сих пор звон в ушах, — отстранил стволы Чамин.
Вася уже совсем раскрыл было рот заакать «а почему, а как», но его опередили, крикнув:
— Эй, товарищи горожане! Кто палатку ставил когда-нибудь?
Только крикнули — он уже там. Вася, если поспрашивать и записать, то окажется, что Тятин все знает, все умеет и знаком чуть ли не с любой из десяти тысяч профессий, существующих на земном шаре. Он и комсомольскую путевку заполучил, убедив сперва производственное собрание, а потом и райком, что сельское хозяйство — его стихия, мечта, призвание, долг и еще какой-то синоним с омонимом.