— И даже радиолы нет?
— С кем бы я танцевала? Со стулом?
— Тогда давай хоть в дурачка сыграем, что ли.
— Не умею.
— Научу. Где карты?
— Нет у меня карт.
— У соседей попроси.
— А не поздно?
Аркадий только усмехнулся на это, дав понять, что, может, хватит отнекиваться, Алена Ивановна, и так уж достаточно соблюла приличие и скромность. Улыбнулась и хозяйка: гость, похоже, собирается засидеться, чтобы сослаться на отсутствие транспорта и пробыть до утра.
«Ладно, посмотрим на его поведение», — улыбнулась Алена и пошла к Илларионовне.
— Уж не ворожить ли собралась, голубушка? — удивилась бабка, Аленушка отродясь карты в руки не брала. — Погадай, погадай. Вот посмотришь, выпадет тебе бубновый король.
— Да нет, гость у меня, а занять его нечем.
— А-а, выпал уже. Повечеруйте, повечеруйте, дело молодое.
«Да куда уж моложе», — чуть-чуть не сказала вслух Алена. Она злилась на Аркадия за его чрезмерную навязчивость и самоуверенность, которые в общем-то были не столько от его характера, сколько от ее положения старой девы. Эта уверенность запузырилась и полезла из него, как мыльная пена из поганого корыта, когда Алена намекнула, что она еще не все рассказала ему. А то, что она ни с кем не встречалась до него, посчитал за сказки.
Играть в дурачка Алена не имела ни понятия, ни желания и делала более или менее правильный ход, пока Аркадий сидел рядом, показывая, куда какую карту класть.
— Тебе не надоело возиться с такой бестолочью, как я?
— Ты обещала что-то рассказать мне.
— Да. Но сначала я должна спросить.
— Спрашивай.
— Я тебе… нравлюсь?
— Конечно. Иначе бы я не сидел здесь.
— Да? Спасибо. А что ж ты сам об этом не сказал? Было бы куда приятнее.
— Понимаешь, Аленушка, не успел. Ведь я… мы-так мало встречаемся еще.
— Выходит, я поторопилась?
— Нет, нет! Все верно. Наши с тобой возрасты просто не позволяют нам затягивать время на знакомства.
— Так. Если я правильно поняла, ты собираешься не сегодня-завтра предложить мне пойти в загс?
— Да. Если я в свою очередь нравлюсь тебе. Ты меня любишь?
— А ты? Всюду пишут и говорят, мужчина должен первым признаться в этом.
— Почему? Теперь равноправие. Я считаю, это должен делать более смелый. Нет, Аленушка, честно, ты славная женщина. Мы хорошо будем жить.
— Где?
— Здесь, естественно, в этой комнате.
— А я ведь на днях уезжаю, Аркаша. В Казахстан.
— На целину? Останешься.
— Нет. Все уже решено. Вот путевка.
— Верни. Ты подумай только своей головой! Алена…
— Не могу, Аркадий. Если у тебя что-то есть ко мне вот тут вот — приедешь.
— А если не приеду?
— Я уже сказала, какая цена этому.
— Не по-е-дешь.
— Ты ленинградец?
— С некоторых пор — да.
— А я родилась здесь и блокаду пережила. Я знаю, что такое голод. И не отговаривай меня. — Алена Ивановна посмотрела на часы, посмотрела на дверь. — Тебе надо уходить.
— Подожди. Уйти я всегда успею.
— Пожалуйста, прошу тебя.
Никто так не самолюбив, как самонадеянный мужчина, когда его самонадеянность оказывается напрасной. Он тогда на все готов решиться: и на жертву, и на месть, и на то и другое одновременно.
— А хочешь, Аленка, я останусь здесь с этой ночи и навсегда. На всю жизнь.
— Хочу, но не с этой ночи, с другой. Там, в степи. А сейчас давай попрощаемся. Провожать я тебя не пойду, ты уж извини. Меня можешь проводить.
— Когда отправка?
— Послезавтра. С Московского. В девять.
— Дура ты, дура, в дурачка сыграть не сумела. Все карты я тебе открыл. Ну и катись теперь на свою залежь.
Хлопнула дверь, щелкнул английский замок, опустела и без того пустая комната.
А утром укладывала Алена Ивановна чемодан, слушала, что говорило о ней открытое окно, соглашаясь или не соглашаясь с ним.
— Слыхали новость? Аленушка наша в Казахстан ведь ехать собралась.
— Болтают, поди, Алларионовна.
— Не-е-т! Она сама вот только что мне сказала, карты принесла, брала вчера.
— С чего вдруг вздумалось ей?
— Жених, видать, едет туда, не хочет отставать.
— Не плети, какой у Алены может быть жених?
— Есть, есть. Вчера приходил. Посидел и ушел. Видимо, не баловство у них, по серьезным намерениям.
— А-а-а. Ну, так годы не молодые уж. Пора.
— Ой, да проветрится и вернется.
— Не-е. Она будто бы и квартиру в жэкэо сдала.
— Замуж приспичит — на край света поедешь, согласишься.
— А по-моему, все равно она патриотка, что вы о ней ни рядите, бабки.
— Это по-твоему, Алларионовна. А по-моему вот — она просто Аленушка.