— Ты чего расплылся? На, попробуй.
— Нет уж, кушай сама.
— На-а. Во рту не так сухо будет.
— Может, вернемся?
— На вот! Когда мы с тобой с полпути ворачивались? Нет уж, Ванечка, хоть худо, да вперед.
12
— Есть тут Белопашинцев?
Через поручень лесенки переломился высокий парень, заглянул в вагончик с одного боку, зашел с другого. На парне комбинезон, расстегнутый до пояса. Разгар лета.
— Есть, есть! Входите, — ответил за Белопашинцева Евлантий Антонович.
Парень шагнул чуть ли не сразу на верхнюю ступеньку — раз, склонился в дверях — два и перед агрономом уже — три.
— К нему, к нему, пожалуйста. Он Белопашинцев.
— Путевочку отметьте. Здесь вот распишитесь за «прибыл», здесь — за «убыл».
— Что привезли?
— Читайте. Рамы оконные. Оконные коробки. Косяки. Ша… пингалеты. Комплект, в общем и целом. Теперь регулярно повезем.
Белопашинцев расписался в накладных.
— И еще вот, — подал шофер конверт.
Шофер стряхнул с кончика острого носа капли пота, дернул плечом, попутно вытер о него подбородок, рассортировал, какие бумажки оставить, какие забрать. Пока сортировал — на носу и подбородке опять уже по капле пота висит.
— И духота ж у вас! Выньте стекла. И пауты[6] насквозь пролетать будут. Ишь ведь сколько их скопилось, паразитов.
— Я так и знал!
Анатолий, не дочитав до конца, подал письмо Евлантию Антоновичу.
— Что ты знал, Карпович?
— Да что придется отстаивать нашего «Антея». На исполком приглашают.
— А ты как думал? Само ничто не утверждается. Поедешь?
— Обязательно. Вы… товарищ шофер, — извините, фамилию вашу опять забыл, — машину под погрузку поставили?
— Та-а-а. Разгрузили уж. Как в морском порту. И ведь все в тельняшках. В глазах рябит, крутятся ребята. Никакой тебе проволочки.
— Тогда поехали, земляк. Еще рейсик успеем сделать?
— Сюда? — Шофер прищурил один глаз, растопырил пальцы обеих рук. — Значит, так: порожняком два по два с половиной — пять часов, — сжал левую в кулак. — И с грузом два по два с половиной — пять, — сжал правую, получилось два кулака. — Десять. И пусть час на погрузку — одиннадцать. Успею. Поместимся как-нибудь.
Фамилия у шофера была простая: Узлов. Но запомнить ее Анатолий никак не мог потому, наверное, что узловатого в этом простом высоком парне не было ничего. Он как обыкновенный складной деревянный метр состоял из шарнирных соединений, расположенных во всех плоскостях и под разными углами. Ему больше соответствовала бы фамилия Углов: сплошные зигзаги. И кабина, рассчитанная на троих, для одного его была узка, низка и коротка. Руль, казалось, лежал на коленях, локти торчали от дверки до дверки, и Анатолию, чтобы не мешать шоферу, пришлось как следует потесниться.
— Так вот почему вы сказали: поместимся как-нибудь, — начал разговор Анатолий, чтобы с чего-то начать.
— В армии двойную норму питания получал, — повернулся к пассажиру Узлов. И то на секундочку, на секундочку, потому что дорогу еще нельзя было назвать дорогой. Так. След. Видно, что проехали здесь, кому как вздумалось. Колея часто и неожиданно разбегалась на две, на три, на четыре развилки, и надо было решать задачу, который из них короче окажется по формуле — путь равен произведению скорости на время — почитаемой Узловым за главную формулу. Поэтому он как придавил педаль газа к полику кабины ботинком сорок последнего размера, так и держал ее. Но машина шла плавно, настолько плавно, что если закрыть глаза или смотреть не под колеса, а вдаль, на горизонт, то можно было подумать — вообще еле-еле ползут они. Изредка-изредка где прозевает ямку и сбрякает пустой кузов.
— Оп, — скажет шофер и почти ляжет грудью на руль, вытянув голову на тонкой шее к самому лобовому стеклу.
— Скорость любите.
— Так ведь век нынче скоростной. Нам бы дороги да новенький ЗИС, — продекламировал Роман строчку из шоферской песенки.
— Кстати, о дороге, — оживился Белопашинцев. — Вот бы шофер. Да?
— Ну.