Обеденный перерыв провисел за спиной неиспользованным. Она и про еду забыла. Есть не хотелось, часов не имелось, на солнышко смотреть некогда, оно где-то сбоку и ниже, чем обычно, висело. И когда замелькал между кустами агрономовский облупленный «бобик», никак не подумала Шурка, что это ведь сменщика ей везут уж. Шурка подумала: «Работу мою смотреть едут. И заодно сказать, куда комбайн перебросить».
Здесь она уже заканчивала косовицу, комбайн делал последнюю ходку и ту не на полный захват.
— А ведь и точно, знать, почти вся приемная комиссия вчерашняя нагрянула. Агроном. Главный. Главный механик, — вслух узнавала комбайнерша выходящих из машины. — Ба-а-а, и бригадир тут же! Работу мою смотреть приехали. Пусть посмотрят.
Шурке нравилась ее работа. А кому не нравится хорошая работа? Красивая работа кого не радует? И человек, сделав красивое что-то, обязательно должен показать его, дело ума и рук своих, хотя бы одному кому-то еще. И лиши творца этой возможности — он умереть может. Такой он уж есть — человек.
Балабанова срезала последний пшеничный стебель, добавила самоходке скоростей и поколотила между валков прямо на агрономовский драндулет. Остановилась в метре от машины, выключила зажигание, чихнула мотором — и голову набок и вниз.
— А почто муженька не привезли?
— А если бы у него тормоза отказали? — невпопад ответил вопросом на вопрос главный агроном.
— У кого? У Галаганова моего? У него покамест еще ничто не отказывает: ни тормоза, ни сцепление, ни рукоятка. И у меня тоже. Не, не, не. Соврала. У меня тормозишки частенько сдают, никак не можем отрегулировать. А у комбайна — будьте уверены. Зубы, не тормоза. Семена почему нет с вами? По пути ехали, прихватили бы.
— Соскучилась?
— И соскучилась и… У нас ведь только фамилии разные, все остальное общее. Пусть бы он на работу нашу поглядел. Вот залезь-ка. Дмитрий Михайлович, глянь, красотища какая. Что твое желтое море с волнами.
— Придумала, море с волнами. Жнива и жнива.
— Эх ты-ы. Сковородник.
Бригадир успел прикусить губу, а механик запоздал и прыснул: агроном и в самом деле походил на сковородник. На старый сковородник, воткнутый держаком в землю: прямой, черный, сухой. Железка на деревяшке. И ничего выдающегося, кроме крупного носа да широкого лба. А урожаи получал.
Поставила Шурка агроному этакую статую, глянула на солнышко, не рано ли она обедать собралась, сдернула косынку с головы на колени, расправила, выудила из-за спинки сиденья ситцевый мешочек с едой, щиплет ногтями затянутый узелок. За это время до Дмитрия Михайловича тоже дошла, видать, и понравилась Шуркина метафора. Хмыкнул, дернулся, пнул рыжим сапогом комок земли, залежавшейся с весны, и улыбнулся:
— Вот сковородка. Не раскошеливайся, не раскошеливайся. Дома покушаешь. Поехали, некогда прохлаждаться.
— Дайте пообедать. А куда переезжать?
— Я знаю куда. Слезай.
Ромашкин закинул ногу на нижнюю ступеньку, потупил глаза, забыв, что в комбинезоне его подменная, ждет, когда Балабанова соберет свои пожитки да спустится с неба на землю.
У Шурки хватило терпения переступать только до середины лестницы, с середины она махнула напрямую, в одной руке ситцевый мешочек с едой, в другой ситцевая косынка. Спружинила, вытянулась на цыпочках и ахнула:
— Ах, и поработала ж я, мужички! Невмочь как хорошо поработала. Норму-то дала хоть? Или нет?
— Дала, дала. Молодец.
— С первым полем тебя.
— Спасибо, Дымок. И вам, Дмитрий Михайлович. — Шурка кивнула Ромашкину, кивнула главному агроному, а главному механику поклонилась. — Тебе, Коленька, спасибо втройне. Поддержал ты меня вчера. Не председатель комиссии — не видать бы мне этого чуда. Еще раз спасибо.
Шурка ввела механика в краску, ушки порозовели, как маковые лепестки, и запросвечивали на солнце. Балабанову слушать, так можно было что угодно подумать. Можно было подумать, за «наше — вам» стала она механизатором уборки.
— Вы, тетенька, бросьте эти штучки. Я вас отругаю сейчас. Почему не вкруговую косили?
— Вкруговую? А из середки бы потом как выбираться? Вертолет вызывать?
— Зачем вертолет! Своим ходом.
— Хлеб топтать? Нетушки, товарищ главный механик. Я уж лучше челночком, челночком, потихоньку, туда, сюда, назад, обратно.
— Вот сама и подбирай свои туда, сюда, назад, обратно.
— И подберу. Застращал мужик бабу…
— Ладно, хватит вам! — не дал договорить Шурке агроном. — Зря ты, Коля. Для начала неплохо. Зря ты. Спросил бы лучше, как машина? В порядке?
— Стрекочет. Не машина — кузнечик.
— Ну и добро. Дима! На Косотурку езжай!