Поскольку никто об этом не говорил, они, разумеется, не видели зелени платанов, которые, от Зимнего Цирка на улице Амело до магазина одежды рядом с «Кафе д’Англетер» на бульваре Монмартр, в отсутствие свежести все-таки давали прохожим немного тени. Они также не видели ни шляпное ателье «Сул», ни ресторан «Ту ва бьен», этот храм еды на бульваре Сен-Дени, ни бассейн «Нептун», где Рафаэль научился плавать. Ни арку ворот Сен-Дени, построенную архитектором Франсуа Блонделем, ни ворота Сен-Мартен, создание которых было доверено его ученику, архитектору Пьеру Бюлле. Они не видели танцевальные курсы, где, освоив кадриль, бостон и мазурку, учатся танцевать танго. А еще они не видели множества террас кафе и пивных, переполненных сидящими за столиками посетителями. Леон, орудуя утюгом, всегда поражался, что среди бела дня так много людей, да к тому же в начале июля они уже обсуждают отпуск на море.
Немного позже напротив театра «Амбигю», где ставили пьесу Франсуа Бийеду «Как жизнь, мусью? Земля вертится, мусью!», недалеко от автобусной остановки «Ланкри-Сен-Мартен» орудовали муниципальные служащие: им было поручено следить за ростом платанов на площади, и они стригли ветки с уже лопнувшими первыми почками. На одной из них оказалось гнездо с недавно появившимися, еще голыми птенцами. Привлеченная лязганьем ножниц, голубка-мать, видя, что происходит, тут же подлетает к гнезду — в отчаянии, с распростертыми крыльями, она пытается проникнуть к своему выводку, теряя силы и испуская пронзительные крики раненой нежности. Тщетно. Рабочие, несгибаемые весельчаки, делают то, за что им платят. Вместе с веткой гнездо падает на асфальт прямо возле массивного постамента, на котором возвышается статуя барона Тейлора, филантропа и благодетеля человечества.
Как жизнь, мусью?
Пассажиры, похоже, немало знали о том, что видели. Тогда появлялись некоторые сведения, неожиданные, но воспринимаемые в автобусе с явным удовольствием.
— Ишь ты! Габи Морле в театре «Порт-Сен-Мартен»! В «Кадрили» Саша Гитри. Это должно быть хорошо.
— Я уже видела «Кадриль». Только в кино. Это было перед самой войной. Тоже с Габи Морле. Но я никогда не видела ее в театре. Как назывался тот фильм, где Луи Жуве из мести заставляет ее бросить мужа?
— Я, наверно, его не смотрела.
— А я смотрела, он же недавний. Габи Морле и Луи Жуве в молодости любили друг друга — в смысле, по фильму, — но она предпочла выйти замуж за какого-то богача. А годы спустя Луи Жуве вернулся и прославился. Он говорит, что все еще любит ее и заставляет уйти от мужа. Они встречаются на вокзале, чтобы уехать из города. Она приходит с чемоданом, а он говорит ей, что обманул, что больше ее не любит, а просто хотел отомстить.
— Ну и что? Она могла бы вернуться домой.
— Да нет, потому что она оставила мужу записку, что уходит от него к Луи Жуве, которого всегда любила.
— Ай-ай-ай! Никогда не надо оставлять записки. Да еще уходя из семьи. Нет, я видела Габи Морле в «Голубом парусе». Она была сиделкой.
— Этот я тоже смотрела.
— Ты тоже плакала?
— А как же. Весь зал плакал. Такой успех!
Разговор продолжался, его поддерживало все, что попадалось на глаза: афиши кинотеатров, а иногда театров, порою связанные с какими-то воспоминаниями.
— Смотри-ка, в «Паризиане» показывают «Каида». С Хэмфри Богартом.
— На прошлой неделе они еще крутили «Робина Гуда» с Эрролом Флинном. Он мне больше нравится, он красивее Богарта.
— Согласна, но Богарт для меня как-то…
— Да ладно, скажешь тоже! Привидение!
— При чем тут привидение?
— Да нет, «Привидение»! Фильм с Габи Морле. Мне вспомнилось. А Луи Жуве стал известным писателем.
— Ну, этот я точно не видела. Ой, мне выходить!
После каждой автобусной остановки «Месье ожидал», «Без вас» и «Не зная весны» ожидали одного и того же ритуала: «Вокзал Сен-Лазар?», и тот же голос кондуктора: «Три билета». А затем металлический звук рукоятки.
Тогда они поняли, почему двигаются по бульварам, будто листают журнал. Разговоры были усеченными, резко обрывались. Другие, казалось, не имели начала. Каждый раз им чего-то недоставало, что не позволяло понять все целиком. Иногда слова мелькали, питая их своими тайнами, потом отдалялись или терялись где-то вдали.
Они тем временем наслаждались непредвиденным. Действующие лица были невидимы, декорации лишь пересказывались, удовольствия едва касались их; ну да, эти удовольствия — пить, есть, одеваться, все они, главные или второстепенные, четкие или бессвязные, нагромождение событий, происшествий, скопление разговоров шепотом или во весь голос — все оповещало о том, что им предстоит. Предстоит в ближайшем или отдаленном будущем.