Кроме профессора Лоренса, там были профессора Жуэ, Жиро и Дюнетон, чьи труды она отметила в диссертации; они выглядели (или делали вид, что выглядят) весьма серьезно. Внезапно Жюли подумала о собственной работе. Увидев в ней одни недостатки и недочеты, она почти запаниковала.
Ее ужас утих, когда профессор Жиро, очевидно очень заинтересовавшийся главой, посвященной песне, спросил ее, знает ли она мужскую версию песни Мориса Вандера «Таков, как он есть». А поскольку она знала только женскую, то была сильно удивлена, когда этот специалист по блатному жаргону с видимым удовольствием процитировал:
Жюли чуть было не повернулась к Одиль, пришедшей поддержать ее, но, опасаясь увидеть, как та смеется, не решилась. Цитата же тем временем возымела желаемый эффект. На вопросы, задаваемые каждым членом совета, она отвечала именно так, как полагалось. Слова возникали почти без усилий, одни за другими, казалось, она просто отвечает выученный урок, затвердив себе самой, что, не рискуя, ничего не добьешься.
Как бы там ни было, она находилась здесь, ее упорство принесло свои плоды и чувство удовлетворения.
Она осознала, что повторять фразы, классифицировать и группировать их в своих тетрадях, означало не только понять их; для нее это был еще и способ приобщения к жизненному опыту.
Слушать и читать отныне стало частью ее личной истории. И если теперь, когда ее работа закончена, что-то ей близкое и дорогое пробегало по страницам, которые листали перед ней профессора, значит, то, что она сделала, было не зря.
По инициативе мамы Жюли, которая позаботилась испечь пирожные, в одном из залов гостиницы на улице Шампольон их ждало богатое угощение. Разумеется, приглашены были все, но, несмотря на выпитое шампанское, чувствовалась некоторая напряженность, пришедшие изредка перебрасывались фразами, — возможно, многих сковывало присутствие профессоров, еще утром бывших такими неприступными.
Между тем снова появлялись бокалы, опустошались тарелки с закусками, и пепельницы наполнялись окурками.
Среди наконец-то возникшего оживления послышались звуки рояля. Это профессор Лоренс неожиданно подошел к инструменту, на который никто, очевидно, не обратил внимания, и принялся наигрывать мотив, воскресивший далекое прошлое. Жюли, ее родители и друзья с удивлением прислушались к словам некогда знаменитой песенки комического шансонье Гастона Уврара:
Все это время профессора Жиро, Жуэ и Дюнетон стояли позади рояля и теперь, подняв бокалы шампанского, слаженным ансамблем подхватили припев:
Часом раньше эти четверо высказали Жюли «высокое одобрение с поздравлениями от совета».
14
Когда жакетка в клетку по имени «Месье ожидал» пересекла бульвар Монмартр, чтобы перейти из магазина дамской одежды в театр «Варьете», ей показалось, что она наконец-то окунулась в жизнь. Она еще не догадывалась, что ей предстоит узнать не жизнь, а лишь ее воспроизведение.
Человек, который тем июльским утром приобрел ее, был художником по костюмам. Он как раз шел в театр «Варьете», расположенный в доме 7 по бульвару Монмартр; к новому сезону театр готовил пьесу Саша Гитри «Давай помечтаем».
Движимый простым профессиональным любопытством, художник бросил беглый взгляд через окно магазина. Репетиции еще не начались, но он представлял, как актеры ходят, сидят, встают в его костюмах, их эскизы были уже готовы. И когда там, в глубине магазина, прямо перед собой, он разглядел висящую на плечиках жакетку в клетку, то сразу понял, что она ему подойдет. Он попросил показать ее, проверил размер, наметил небольшие изменения, которые предстояло сделать, и купил ее. Для жакетки «Месье ожидал» это стало дебютом ее долгой театральной карьеры.