В детстве я часто спрашивала, зачем в доме столько живности, а родитель всегда отвечал, что животные, в отличие от людей, не предают, и они намного более верные друзья по жизни. А цветы, в отличие от все тех же людей, не приносят миру вреда, а даруют только пользу. Спустя годы я поняла его разочарование в людском роде.
Сегодня я снова в нем разочаровалась. Да так, что теперь предстояло еще долго отходить.
Нет, я понимала Залима. Понимала его злость. На меня. На папу. На прошлое. На то, что мы сделали. На ошибки, которые было невозможно исправить. Но жизнь человека… она ведь была дороже? Можно было продолжать ненавидеть папу и дальше. Можно было проклинать. Можно было даже мстить, строить козни. Но ведь не лишать жизни… Это было слишком, потому что было необратимым. Единственное, что нельзя переиграть. Не изменить.
Я принесла Залиму много боли. Оглядываясь назад, я понимала, что лучше бы нам никогда не встречаться. Тогда жизнь была бы проще. Не было бы израненной и искалеченной души. Не было бы месяцев слез и отчаянного желания умереть. Не было бы затяжной депрессии, которую я долгое время безуспешно пыталась преодолеть. Не было бы загубленной жизни, которая ни в чем не была виновата.
Впрочем, его жизнь сложилась очень даже неплохо. Действительно, иногда, что не делалось, так все было к лучшему. Я узнавала, что после того, как его выгнали из университета, он два года готовился на поступление в медицинский, куда его изначально не пустили родители. И вот каким он теперь стал... Замечательный врач, к которому выстраивались очереди из благодарных пациентов, снискавший славу отличного хирурга. Да и в личной жизни у Залима все было прекрасно. Пять лет назад он женился, у него подрастал замечательный сын. Я видела фото его супруги в инстаграме.
Помню, как безбожно напилась в тот вечер в ближайшем баре. Не сдержалась. Не смогла отпустить эту боль, острым осколком застрявшую в груди. Даже спустя столько лет сердце ныло от понимания, что это могла быть наша семья. Это мог быть наш сын. Это мог быть мой ребенок.
В отличие от Залима, моя жизнь была… жалкой. Наверное, ее можно было назвать только жалкой.
Столько воды утекло, а у меня все еще ничего не было.
Никакой личной жизни. Все попытки построить ее обращались в крах и в какой-то момент, несколько лет назад, я махнула на все рукой. Что было толку пытаться строить отношения, если, по сути, я их и не хотела? По крайней мере, мой психолог утверждала именно это. Якобы, мое подсознание не желает видеть меня счастливой. На самом деле, это было не так. Я желала быть счастливой, просто это было уже невозможно.
Никакой карьеры. Заурядный помощник бухгалтера, застрявший на нижней должности на долгие годы и эксплуатируемый своим руководством. Впрочем, я уже давно перестала верить, что меня «вот-вот повысят». В общем-то, и на бухгалтера я пошла учиться только потому, что так велел отец. В арендуемой мной студии половина помещения была забита полотнами. Душа всегда рвалась к кисти, холсту и краскам, но строгий отец даже слышать не захотел о том, чтобы после художественной школы пойти в специальное училище, хотя учителя говорили, что у меня талант.
Родитель многое определил в моей жизни. И в какой-то период я его ненавидела. Так люто, так яро, что это грозилось вылиться чем-то в реальный мир. Но потом поняла, что быть одиноким отцом непросто. Что он хотел для меня, как лучше. И тогда осталась только боль и выжженная душа и посыпанное пеплом сердце.
Впрочем, возможно, я бы смогла двигаться дальше. Прошло бы какое-то количество лет, и тоска по первой любви меня отпустила бы так же, как злость на отца. Но было одно большое «но». Оно же не давало мне построить семью хоть с кем-то.
Я устало выдохнула, заплетаясь в ванную, едва не валясь с ног. Джек был выгулян, Барсик накормлен любимым паштетом, цветы политы. Настало время «для себя», которое выливалось в прохладный душе и нехитрый ужине состоящий из полуфабрикатов, купленных в ближайшем магазине.
Я открыла воду, сняла с себя одежду, скидывая ее прямо на пол, но перед тем, как залезть в душевую кабину, на мгновенье бросила взгляд на свое отражение в зеркале. В нем отразилась бледная тень той девушки, в которую когда-то влюбился Залим. Тусклые волосы давно не спадали водопадом до самой поясницы, проще было стричься коротко, по плечи. Никаких аппетитных форм, только кости, которыми я, по словам коллег, «гремела». И плоский живот. Который останется таким навсегда. Я невольно опустила на него руку, сделала вдох. Еще один. Тяжелее предыдущего. Медленно досчитала до десяти, пытаясь успокоиться.