Залив белого призрака

Раздались аплодисменты. Радист объявил громко:

— Я сегодня проиграл — ставлю на победителя: три банки сгущёнки! Кто может спеть не хуже?

Экстрим-сладкоежка среагировал первым:

— Эх, не потяну, мой талант — ложка. — Никто не засмеялся. Талантов у «ложечника» было два — сгущёнка и метание ножей.

Повисло молчание. Молодой экстрим, которого все называли «геолог» протянул руку к гитаре. Все замерли от неожиданности. Попробовал струны — гитара, как будто бы, сопротивлялась. Молодой сказал просто: «романс».

Прошли года, но так случилось,
Опять с тобой мы встретились вчера…
Твои глаза, зелёные, лучились, Затанцевали наши вечера.
Смеёшься ты — и мне не удержаться.
Летит звезда — желанье загадай!
В том нет греха, успей ко мне прижаться,
И губы мне доверчиво отдай.
Я позабыл, но ты не позабыла,
Что столько лет в объятиях чужих,
Тебя любил, а ты меня любила…
Скажи — зачем? А лучше — промолчи.
А жизнь на всё своё имеет право.
Любимая, зачем мы разошлись?
Любовью мы, наверное, играли?
Наверно, так играла с нами жизнь?
Вечерний час — моей любви улика,
Безумно танго одинокое звучит,
О чем ты думаешь, скрываясь за улыбкой?
Скажи слова, а лучше — промолчи.

Все дружно захлопали. Старпом сделал строгое лицо и спросил с вызовом:

— Ты откуда такой прыткий?

— От папы с мамой.

— А почему экстремал? Чего хорошего в экстриме? Башку потерять хочешь?

— От любви лечусь, — сказал геолог откровенно. — Хочу избавиться.

— Зачем? Люби дальше. Жизнь не кончается. Клин клином вышибают!

— Я не страдаю…

— Врёшь? Страдаешь… — Чиф повернулся к старшему экстриму, сказал шутливо: Горбач, обидишь геолога — не спущу! От риска его не оттаскивай — пусть он раны душевные собственным страхом смазывает. Быстрее пойдёт лечение.

— А может не надо быстрее, чифуля? Пусть остаётся с нами?

— Умный ты, Горбач. Везучий. Такого романтика прихватил. Уважаю.

— Могу дать совет, — произнёс любитель сладкого, — лучшее лекарство от любви — сгущёнка. Любовь с первого взгляда!

— Любовь с первого взгляда экономит время!

— А у меня была история… — начал кто-то, и все загудели одобрительно.

Стало легко и душевно. Молодой перебирал струны. Количество пустых банок перед экстремалом увеличивалось. Жизнь демонстрировала аппетит и желания. Это было вчера. Это было ещё до прихода Призрака.

Разведчики

Старпом на мостике поучал второго и третьего помощников:

— Вы должны не только наблюдать за береговой группой, но и предполагать их поступки и действия. Будто вы с ними одно целое, амёба, распростёртая над морем и берегом. Что вы о них знаете?

— Старший группы — Горбач, бывший подводный диверсант, 48 лет. Второй — Чемпион и десантник, 32 года, любитель сгущёнки. Третий — Геолог, 25 лет. Что ещё? Цирковой!

— Почему «цирковой»?

— У него всё красиво. Его так Горбач с десантником окрестили.

— Экстремалы. Движений много, а мозгов мало, — ввернул второй помощник, как штопор в пробку.

— Кто идёт в экстрим?

— Туда не идут…

— Туда попадают, чиф. — Второй и третий помощники смотрели на старшего весело.

— В экстремалы, Юра, идут добровольно. Не от недостатка мозгов, не от желания получить деньги, а от страсти поиграть с собственным страхом. Есть такая болезнь. — Чиф постучал пальцем по косяку дверного проема, а потом — по голове. — Где это дерево поближе? Синдром спускового курка. Зачем? Посмотри на наших разведчиков. Старшой — от тоски по погибшим друзьям — это понятно. Чемпион — чтобы снова себя уважать за победу.

— Из сгущёнки?

— Не смейся над слабостью человеческой. Чемпион — он и со сгущёнкой первый… Цирковой — от несчастной любви — пусть поёт. Любовь не каждому удается. Это такой экстрим, что случись он с тобой хоть однажды — счастья тебе и моя уважуха. Тебе не понять, а хочется.