— Сначала одно место, теперь другое. Зачем ему приходить сюда?
— Об этом вы его спросите. Не возражаете, если я вас сфотографирую?
— Сейчас?
— Пока мы ждем его. Я считаю, что кубинские женщины — дети природы. Глаза, теплый цвет кожи, они такие пьянящие, иногда даже слишком. Впрочем, к вам это не относится.
— Когда и куда придет Аркадий?
— Сюда. А когда, разве можно сказать точно, имея дело с Ренко? — Мостовой открыл футляр и достал фотокамеру и вспышку, которую он прикрепил к камере. Вспышка мигнула, прогреваясь перед съемкой.
— Никаких фотографий, — Офелия хотела, чтобы глаза, привыкшие к темному небу, ясно видели арки, черную воду. Последнее, что ей было нужно — это вспышка. — Вы продолжаете смотреть на часы.
— Жду Аркадия.
Вспышка ослепила ее. Она не была готова, потому что Мостовой щелкнул, не поднимая камеру, и она не видела ничего, кроме фасетчатой линзы вспышки и ухмылки фотографа. Постепенно ее зрение восстановилось.
— Если вы сделаете это еще раз, — сказала она, — я разобью вашу камеру.
— Простите, не удержался.
— Это был сигнал? — Аркадий заметил, что после вспышки света Уоллс повел яхту вперед, подводя «Гавилан» еще ближе к берегу. Почему патрульный катер у причала не реагировал?
— Когда мой друг Джон О'Брайен разрабатывает план, в нем все просчитано до секунды, — ответил Уоллс.
— Благодарю вас, Джордж. Говорят, что дьявол кроется в деталях. Кстати, о нем…
Впереди в воде показался neumatico, прикрывающий рукой горящую свечу. Когда Уоллс снова остановил яхту, neumatico погасил пламя пальцами, развернулся и стал грести к корме «Гавилана», где Уоллс помог ему подняться на борт и привязать камеру к планке транца. Луна, с которого капала вода, стоял на палубе. Его мокрое тело выглядело так, как будто его только что выкопали из могилы. Он посмотрел на Аркадия в мрачном предвкушении.
— Теперь ты узнаешь, каково это, — пообещал Луна.
— Каково что?
— Мне очень жаль, Аркадий, — сказал О'Брайен. — Пришло время расстаться с вашим пальто. Фактически, расстаться и со всем остальным. Вы можете сделать это сами, или мы поможем вам.
Пока Уоллс принимал у Аркадия пальто и остальную одежду, Луна спустился вниз, чтобы переодеться. Аркадий удивился такой скромности. Сержант снова появился уже в форме. От него исходила угроза, он с трудом сдерживался. Аркадий удивился, как ему удалось прижать Луну к стене. Он уже давно забросил тренировки. Затем настала очередь Аркадия надеть мокрые шорты и рубашку, в которые до этого был одет Луна. Пока он не надел ласты, Аркадий мог считать себя в относительной безопасности, потому что их трудно надеть на ноги покойника. Надев ласты, он понял, что опасность резко возросла. В то же время он чувствовал себя довольно нелепо. А патрульного катера все не было.
Держа бинокль за ремень, О'Брайен вернул его Аркадию:
— Посмотрите, как все закончится.
На сцене группа золотых танцовщиц продолжала двигаться, ускоряя темп. «Дочери Ошун, — подумал Аркадий. Ну, что же, он узнал достаточно. Взрывное устройство будет приведено в действие не таймером», — подумал он. В общественных мероприятиях слишком много неопределенности. Два последних ряда трибун сильно поредели. Эрасмо на своей инвалидной коляске укатил со сцены. Танцовщицы кружились в экстазе. Чанго склонил голову. Сбоку от сцены десяток мужчин посмотрели на часы. В первом ряду Лидер и Чанго, казалось, смотрят прямо сквозь безумных танцовщиц. Аркадий не представлял себе, что можно двигаться еще быстрее, но ритм все ускорялся. Их золотые юбки развевались в нарастающем темпе барабанов. Казалось, взрыв неминуем.
Вместо этого начали появляться люди в штатском. Они появлялись парами, спокойно забирая одного за другим — человека в авиаторских очках, Бласа и остальных мужчин, которых Аркадий видел в паладаре. Все они реагировали примерно одинаково: сначала удивление, потом недоумение и, наконец, подчинение. Сказалась их военная подготовка. Никто в момент ареста не бежал, не кричал. Аркадий посмотрел на Эрасмо, ожидая, что его тоже увезут прочь. Однако оказалось, что Эрасмо активно участвует в этой новой фазе. Едва ли кто-то из зрителей понял, что происходит. Все взгляды были прикованы к порхающим рукам барабанщиков и золотым юбкам чувственной Хемайи. Все, за исключением старика в первом ряду в великоватой ему униформе. Он немного опустил голову, и Аркадий понял, что прикрываясь козырьком фуражки, Лидер нации тоже посмотрел на часы.