я рассматриваю себя. «классная жопа». да, она классная. у меня на пояснице ямки Венеры. так называются эти углубления. они отчетливо видны и напоминают мне шарниры, на которые крепится нижняя часть тела. в них так мало от античной божественности и так много от механической модерности, как будто я — гениальный самовоспроизводящийся механизм. одновременно пугает и нравится думать о том, что человеческое тело — чей-то робот. восстание машин, которого мы боимся, перестает быть таким жутким, если представлять, что когда-то и мы восставали.
я вспоминаю, как в ямках Венеры останавливаются пальцы того, кого я люблю, когда я лежу на животе. он целует меня от шеи и вниз, хочет нажать на кнопочки, думаю я и не знаю, цепочку каких действий он надеется ими запустить. он обводит две впадины по контуру, касается губами. эй, да я на шарнирчиках, как и ты, не забывай. как в стимпанк-игре, мы оба можем разобрать друг друга на детали. доступность этого настораживает и возбуждает.
я написала ему эсэмэску: давай лучше созвонимся, когда я вернусь домой. она повисла где-то там, в тишине, безответная. домой в Москву, имела я в виду. осталось не так уж много времени. и почему-то не хочется ни слышать о рутине его дней, ни переполнять его своими похождениями и терзаниями. мысленно хватаюсь за голову от несовершенства всего вокруг меня и во мне.
но через полчаса он звонит, и я, конечно, рада.
я очень по тебе скучаю. думаю иногда, как ты за горизонтом стоишь и машешь мне, смешная, на своем острове.
я тоже скучаю. думаю иногда, когда трогаю воду у берега, что это почти как нам взяться за руки.
так и есть, не почти. могли бы даже заняться сексом, если будешь купаться в море.
я сто процентов замечтаюсь и утону. или ноги сведет.
это на тебя похоже. тогда не надо. я за безопасный секс.
да, пожалуй. вообще я сижу сейчас в душевой на крышке унитаза. тут уже совсем поздно, чтобы никого не разбудить.
а я в кровати лежу.
мне как-то хочется немного расслабиться, что ли.
я услышала, как завибрировал телефон. он продолжал висеть на трубке и параллельно писал мне эсэмэски о том, как хочет меня. когда я подносила трубку к уху, то слышала его дыхание.
здорово ты это придумал.
я скучаю по тебе.
я тоже скучаю.
я поднесла руку к животу и стала медленно гладить его, нащупывая состояние. виртуальный секс в отношениях на расстоянии — сперва своего рода испытание насильным сближением тел, которые рядом оказаться не могут. тем более когда оба существуют в пространствах, где местом уединения едва ли служит туалетная кабинка. видеозвонки с отключенным звуком и постоянно падающим камерой вниз телефоном полны неловкости самого ракурса, манеры подачи. сложно понять, чего ты хочешь больше: его неуклюжего отражения или своего. занимаясь этим каверзным виртом, понимаешь, насколько дистанция скрадывает взаимность. начинаешь видеть наконец, что когда-то вы умели превращаться в одно тело — и романтически, и почти физически.
он пишет, что гладит меня по щеке. я сразу представляю, как его пальцы, грубые, заусенчатые, становятся ватными, когда он проводит ими по моему лицу. для него гладить мои щеки — один из самых концентрированно эротических жестов, и мне это льстит. щека — пространство искренности. целуя ее или касаясь, ты можешь видеть, что происходит в этот момент со всем лицом в состоянии не возбуждения, не страсти, но нежности.
я отвечаю, что накрываю его кисть своей ладонью, и она холодная. он подносит ее к губам и целует, нарочно продляя в движениях наших тел все, что не связано с сексом как таковым. мы оба верим в особую связь между нами.
впервые он коснулся моего лица, когда нам было по пятнадцать лет. большой компанией мы поехали кататься на квадроциклах. у него был двухместный, и я почему-то уселась с ним, а не с другими ребятами, обхватив руками его худое тело в старой полевой военной форме, выцветшей и скрипящей. я в тот день хотела всех впечатлить и надела новую белую футболку. когда мы тронулись, я вцепилась в него еще сильнее, то и дело просила не заезжать в лужи, чтобы мой наряд не испачкался. в конце концов он на всем ходу влетел в огромную яму с грязью, и нас с ног до головы окатило земляной жижей. он остановился, развернулся и двумя ладонями крепко и четко счистил с моего лица всю грязь одним движением. извини, мы бы все равно попали в лужу, потому что вчера был дождь. а так ты хотя бы сразу перестанешь беспокоиться.
у нас осталась фотография, где я, иронично улыбаясь, смотрю вдаль, а он, стоя возле квадроцикла по колено в грязи, хохочет, зажмурившись.
потом мы поехали к небольшому озеру в заводи и, скинув одежду, с разбегу прыгнули в воду с деревянного мостика. был такой же июнь, как сейчас, только пять лет назад. в этом июне вода была темной и непрозрачной, как лимонад «Байкал», и сохранила первые касания хаотичных ног и рук друг о друга.
мы лежим, два тела, как два диких цветка, вьющихся по ограде, в рассвете, на краю пепла — его сбрасывает ночь. тела, знающие друг друга, способные к адаптации без потери. мы читаем письма Джойса к Норе, хаотичные как мы(сли). я помню ту ночь, это было темнее всего, что я мог тебе дать, — и тело мое (или твое) становится бесконечным, продолжением сна из букв. да, любовь моя молится на этот призрак нетленной красы в кротких глазах твоих, и, молясь, валит тебя на живот и говорит безмолвно о желании, невозвратимом; мы масло, мы пища, мы вода. я плачу от красоты мига — любовь неописуемая в своей телесности на нашем стыдливом языке, что облизывает самым пошлым извивом наступающий день в тебе. я запоминаю тень приоткрытых губ на простыне измятой и тоскую по только что завершившемуся мигу, тоскую по тебе — в твоих объятиях, я симфоническая женщина, пиши мне, но крупно и мутно, как солнце дождя в панталонах. я помню так многое из того, чего не помнишь ты, потому что мы делимся на две функции: действие и запоминание; ты — он — вжимает меня в жизнь. не одного его я желаю, — но любой капли его существа, разлитой в пространстве, любой линии, соединяющей два места на глобусе, меридианной и параллельной, запаха древесной смолы, или холода влажного камня его языка, или правдивой ноты чьего-то похожего голоса.
я тону под памятью, но как же сильна и гадка реальность. отвращение кафеля, непрошеного касания и плена стен, отвращение пиксельного экрана, невыразительных слов, небезопасности. я не могу утонуть, я отказываюсь от этой игры. мне пора спать, любимый. слышу, как в трубке он глубоко вздыхает. но я не могу представить его лица. чуждого памяти. страшно быть здесь в пространстве кафеля.
вернувшись в кровать, почувствовав себя в безопасности, я снова думаю о нем, далеком и морском. глажу себя по животу и груди, спускаюсь к трусам и замираю. передо мной встают лица моряков-соседей и заслоняют грубое любимое лицо другого моряка. моряка, который думает обо мне. я отдергиваю руку и отворачиваюсь к стене. скорее бы уже уехать.
*
зачем нам просыпаться ведь нам просыпаться некуда
наконец-то мы дети, и мы порождаем сами себя
в этом безвоздушье, где ты, у меня больше нет
незаполненных полостей
нет недостатков
без тебя во мне я обречена существовать с пустотой
я обречена заполнить ее новой жизнью
но ты натягиваешь презерватив
лишая будущее дома
чтобы помочь мне обрести
счастье наполненности
без чувства долга
*
не называй меня цветком
кожа ветра
защищает меня от будущего
я помню о твоих снах
в которых мне не было места
и я властна войти в те сны
раздвинув руками полотна пыли
но я хочу быть горда
и давать тебе право