– Вот те на... С кем-то все время ходишь, в одном доме с ним живешь, в ресторанах рассиживаешь...
Таня пожала плечами.
– Ну и что из этого?
Василий даже присвистнул от удивления:
– Как это что? Ты хочешь сказать, что ему будет все равно?
– Более или менее. Я и у себя в городе не только с ним хожу, да и его не контролирую – с кем и куда пошел...
Василий озадаченно посмотрел на нее, покрутил головой:
– Ну и порядочки у вас...
– У кого это у нас?
Он явственно увидел в ее глазах какое-то легкое пренебрежение и буркнул:
– У интеллигентов, у кого же еще.
Таня засмеялась.
– При чем тут интеллигенты? Речь идет об элементарном уважении друг к другу, о доверии...
«Таким, как ты, только и доверять», – чуть было не сорвалось у него, но он вовремя спохватился. А Таня, догадавшись, вероятно, о его невысказанной мысли, насмешливо спросила:
– А у вас порядочки не такие? Прошелся с другим – и по физиономии получишь?
– Бывает.
Василий отвернулся от нее и уставился в небо черными очками.
Прощалась она с ним до обидного буднично – и слова ласкового не сказала. Василий хотел обнять ее, но Таня, словно не заметив его движения, протянула руку, равнодушно сказала:
– Ну, всего тебе доброго.
– И тебе того же, – сказал обиженный Василий, задерживая ее руку в своей и все еще надеясь, что она скажет ему что-нибудь еще. Но Таня легонько высвободилась и пошла к самолету. Василий смотрел ей вслед, думал – обернется или нет? Таня обернулась уже на трапе, на секунду, не больше, – вряд ли она даже успела разглядеть его в толпе, – и небрежно махнула рукой. А Василий стоял до тех пор, пока самолет не увезли на взлетную полосу, считал маленькие круглые дырки оконцев, пытался угадать, за которым из них она. И, не уезжая в Гагру, напился тут же, в ресторане аэропорта, и пил потом почти неделю, возвращаясь в свою опостылевшую комнату только для того, чтобы отоспаться. Стал было думать: уехала – и бог с ней, баба как баба, ничего особенного, другую себе найдет. И с удивлением обнаружил, что Татьяна не забывается и других ему совсем не хотелось. И чем больше времени проходило после ее отъезда, тем больше нарастала в нем какая-то непонятная обида на Таню. Однажды даже подумалось: «Как кутенка поманила, поигралась – и бросила...» И тут же он разозлился на себя: «Вот дурака кусок, а чего ты хотел? Да и никто не манил тебя, сам рассопливился...» И все-таки странная эта обида не проходила, с нею он и уехал, и долго еще не забывалась эта женщина, снилась по ночам, помнились ее ласки...
3
Отыскав квартиру, Василий вдруг почти с испугом подумал: а что, если она не живет здесь? Сунув свертки под мышку, он торопливо потянулся к кнопке звонка, с силой надавил. Но вместо звонка послышалось тихое мелодичное звяканье, и он надавил еще раз. Снова звякнуло, послышались шаги, которые он сразу узнал, – ее шаги, – и Василий удивился тому, как вдруг заколотилось сердце. Дверь открылась, и он увидел Таню.
– Здрассьте, Татьяна Георгиевна, не узнаете? – гулко забасил он в расчете на мужа и продолжал, не давая ей ответить: – Помните, года полтора назад встречались, вы еще книжки давали мне читать, объясняли... Вот случайно оказался в вашем городе, решил зайти, проведать. Извините, если что не так...
Таня спокойно, словно не узнавая, смотрела на него, и он уже с отчаянием подумал: «Забыла...» Но тут она улыбнулась, шире открыла дверь:
– Здравствуй, Вася.
И посторонилась, пропуская его. А он, войдя в переднюю, продолжал играть свою роль:
– Вы уж извините, если помешал, я ненадолго...
Таня засмеялась, и он обрадовался, узнав по этому легкому смеху ее, прежнюю, и с облегчением вздохнул, услышав:
– Хватит конспирации, я одна. Раздевайся, проходи.
– Фу! – радостно выдохнул Василий, свалил свертки прямо на пол и затоптался, освобождаясь от одежды. – А я боялся твоего мужа застать... Скоро он придет?
– Проходи, – словно не услышала вопроса Таня и усадила его в низкое, показавшееся Василию очень неудобном кресло. Сама села напротив, и Василий, разглядывая ее, отметил, что Таня пополнела, стала как будто еще красивее и что смотрит на него так спокойно, словно знакомство у них было шапочное.
– Ну, рассказывай, – откуда, куда? И борода опять, – улыбнулась она ему.
– Борода – что, ерунда, – смущенно пробасил Василий. – Сбрить – минутное дело.
– Ну, зачем же? Она идет тебе... Так откуда ты?
– С Севера, золотишко там добывали.
– А здесь какими судьбами?
– Да вот, это самое... из-за погоды. Посадили нас здесь, до утра продержат... Слушай, я там... это самое... коньяку принес, конфет... Может, выпьем за встречу?
Василий и сам чувствовал, что тон у него какой-то чересчур уж просительный. Он боялся, что Таня откажется, но она тут же согласилась:
– Немножко можно.
– Ну, это ты молодец! – обрадовался Василий и пошел за свертками.
Таня на низеньком столике собрала закуску, тонкими пластинками нарезала сыр, лимон, и даже кусочки хлеба выглядели какими-то очень уж тощими. И рюмки были чуть ли не с наперсток и с такими тонкими ножками, что Василий боялся притронуться к ним. «Как котенка, кормить собирается, – неодобрительно покосился Василий на это подобие еды. – А интересно, когда же это ее мужик заявится?» – не без тревоги подумал он, взглянув на часы. Таня, перехватив его взгляд, спокойно объяснила:
– Зря волнуешься – муж в командировке.
«Во дает!» – восхитился Василий и невольно подумал, что, может быть, останется здесь на ночь. Но тут же прогнал эту мысль, – очень уж чужой и далекой казалась Таня. Она разглядывала его так, словно ничего, кроме его имени, не помнила и знать не знала, что это за человек сидит перед ней. А Василий на мгновение вспомнил ее тихий голос, шептавший какие-то ласковые благодарные слова. Но только на мгновение – очень уж непохожа была та Таня на эту, нынешнюю, сидящую сейчас перед ним.
– Не женился? – спросила она.
– Бог миловал.
– Так и бродишь по свету?
– Так и брожу.
– И не собираешься осесть где-нибудь?
Сказала так, будто мать у взрослой девки спрашивала – не надоело ли ей в куклы играть. Василий с вызовом ответил:
– А зачем? Мне и так хорошо.
Таня с сомнением посмотрела на него и явно не поверила, что ему так уж хорошо. Василий торопливо сказал:
– Ладно, чего насухую разговаривать, давай-ка выпьем... – И со значением добавил: – Помянем старое...
Таня выпила, не морщась, закусила лимоном и усмехнулась:
– Помянуть покойника можно, а старое – вспоминают.
Василий, задетый ее тоном, сказал, сдерживая злость:
– Где уж нам, со свиным-то рылом, в таких тонкостях разбираться.
Таня небрежно бросила, не глядя на него:
– Напрасно обижаешься, к слову так пришлось. Я воспитывать тебя не собираюсь. Да и не так уж ты не прав, ведь говорят же – кто старое помянет, тому глаз вон.
Это показалось Василию совсем уж обидным, он стал думать, как ответить ей, но тут в соседней комнате, за дверью, раздалось какое-то кряхтенье, а затем – чей-то тонкий жалобный голос. Василий не сразу понял, что это плачет ребенок. Таня быстро встала и пошла в комнату. Через минуту она вернулась с маленьким круглолицым человечком на руках, изумленно вглядывавшимся во все круглыми и темными, как спелые вишни, глазами. Таня, – с преображенным, светившимся радостью лицом, – прошлась по комнате, бережно прижимая его к себе красивыми сильными руками. Даже походка у нее изменилась – стала плавной, неторопливой. Остановившись перед Василием, она горделиво спросила:
– Ну, каковы мы?
– Это что же, твой? – спросил Василий.
– Нет, дядин, – радостно засмеялась Таня. И маленький человечек неудержимо заулыбался, качая большой головой, обнажая розовые десны с четырьмя торчащими в них зубами.
– Мальчик?
– Ну конечно, – сказала Таня таким тоном, словно во всем мире рождались одни только мальчики. – Сын, сынище...
Она поцеловала его в редкие темные волосы и сказала: