– Что?!
Василий, не понимая ее взгляда, все еще веря в это будущее, неожиданно представившееся ему, заторопился, глотая слова:
– А что? Уйдешь от него, чего тебе с ним жить, раз так, пока где-нибудь комнату снимем, а потом найдем что-нибудь или кооператив построим. Думаешь, я всю жизнь таким бродягой буду? Да я... Тань, да ради тебя я горы сворочу! Заживем втроем, вот увидишь! Ну и что с того, что ты с высшим образованием, а я нет? Я тоже учиться буду, я же не дурак какой-нибудь, просто так уж жизнь у меня... наперекосяк сложилась, что учиться не пришлось... Но ты не бойся, нуждаться и сейчас ни в чем не будешь, сотни две я всегда выколочу, я же умею работать... И мебель такую же купим. Да чего там такую – в десять риз лучше! В последний раз схожу на селедку, тыщи три наверняка заработаю, хватит на первое время. И пить больше все – завязываю... Ты что, не веришь? Думаешь, я совсем уж пропащий человек? Чего ты так смотришь? – медленно трезвея, спросил Василий, выпуская ее руки.
А Таня смотрела на него с таким изумлением, что Василий, поняв наконец, что означает ее взгляд, встал и отвернулся к окну, с мучительным стыдом подумал: «Я-то разливаюсь перед ней, а она... как на вошь, на меня смотрит...»
Встала и Таня, подошла к нему, легко положила руку на плечо.
– Вася...
– Ну?
– Ты... не обижайся, но сам ведь видишь, что это невозможно.
– Чего уж не видеть, – криво усмехнулся Василий. – Совсем уж дураком надо быть, чтобы не понять – не по себе дерево гну. Ты уж извини, что я наговорил тут. Померещилось, что ты... А, чего толковать об этом. Живи, как жила, раз тебя такая жизнь... с коврами да финтифлюшками...
– А что ты о моей жизни знаешь? – так резко сказала Таня, что он тут же обернулся. Таня, сузив глаза, с гневом смотрела на него. – Что ты обо мне из своей норы судишь? Все расписал – мужа не люблю, за ковры да финтифлюшки продалась, с тобой как шлюха сошлась, родила – так мужем прикрылась... Да кто ты такой, чтобы судить меня?
– Да не сужу я тебя, – хмуро сказал Василий, разглядывая ее. – Обидно мне – смотрела ты так, что...
И запнулся, остро почувствовав, что не может найти нужных слов, чтобы объяснить свое состояние. Раньше такого с ним не бывало – с другими женщинами он говорил легко, на удобном и привычном и для него и для них языке. А теперь он хорошо понимал, что, вздумай он объясниться на этом языке с Таней, вышло бы просто грубо, да и все равно не сумел бы объяснить того, что хотел.
Таня несколько секунд молча смотрела на него, отошла и устало села за стол, потянулась за сигаретой.
– Никак особенно я на тебя не смотрела... А ты тоже хорош – чуть ли не прямо обвиняешь меня в продажности, да сам же еще и обижаешься.
– Не говорил я этого, – тихо сказал Василий.
– Не говорил – так подумал, разница невелика... Да ладно, что мы обиды считать будем. Так и быть, попытаюсь рассказать тебе, как все это вышло. Садись.
Он сел, тоже закурил. Таня сказала:
– Налей себе, если хочешь.
– А ты?
– Я это допью.
Выпили молча. Таня спокойно заговорила:
– Что мужа я не люблю – это твои догадки, и только. Хочется тебе, чтобы я его не любила – вот и говоришь. Знаю, о чем сейчас думаешь, мол, концы с концами не сходятся, любила бы – не жила с тобой. Не так-то все просто, Вася. Любовь ведь тоже... всякая бывает. Иногда кажется, что человека чуть ли не ненавидеть начинаешь, а пройдет злая минута – и дороже его на всем свете нет, все ему простить готов. А у нас с Сашей... скверное время тогда было. Видишь ли, муж у меня очень больной. И сейчас он не в командировке, а в больнице лежит, второй месяц уже. Каждый год ложится на полтора-два месяца. И детей я не могу от него иметь – из-за этой самой болезни.
– Поэтому от меня и рожала? – поднял на нее глаза Василий.
– Ты не перебивай меня, – тихо попросила Таня, – подожди, сейчас сам все поймешь. Видишь ли, мой муж – талантливый ученый, я у него еще студенткой училась. Это не главное, конечно, просто хочу сказать – для меня он человек необыкновенный, влюбилась я в него еще девчонкой, и когда вышла за него – счастливее меня, наверное, человека не было. А он и тогда уже был болен, предупреждал меня об этом. Правда, что детей у нас не будет, он и сам тогда не знал... Жизнь у нас всегда была непростая, но главное – мы любили друг друга... Но, понимаешь... в физическом отношении он человек слабый, часто болеет... А, да не в этом дело, буду уж говорить прямо. Видишь ли, он всегда считал, что с мужской точки зрения он... человек неполноценный, а когда узнал, что по его вине у меня детей не будет – совсем измучился, да и меня, откровенно говоря, замучил тем, что все время себя мучил. Тем более что он знал, как мне ребенка хочется, – я не раз ему об этом говорила, когда еще ничего точно известно не было. И он сам предлагал мне разойтись, хотя и любил меня...
Таня замолчала, нервно ломая спички и бросая их в пепельницу. Мельком взглянув на Василия, неохотно продолжала:
– Ну ладно, тут много еще можно говорить, да не стоит... Незадолго перед тем, как мы с тобой встретились, он очень болел. Да и на Юг мы собирались вместе поехать. И вдруг, буквально за день до отъезда, он обидел меня. Очень обидел... И прямо заявил, что не любит меня и жить со мной больше не будет. Тогда я не знала, почему он это сделал. Просто не могла себе представить, что он может так грубо оскорбить меня. Ну, и решила, что надо, наверно, и в самом деле расходиться. Да и вообще весь год перед этим очень тяжелый для нас обоих был, нервы расшатались – дальше некуда... Ты не смотри, что тогда, с тобой, я такая спокойная была – держать себя в руках я умею. Да только не вечно же это может продолжаться, когда-то и сорвешься. Вот я и сорвалась... Тоже накричала на него, собрала вещи – и сказала, что не вернусь к нему. И ведь действительно так думала. А потом... – Таня помолчала. – Да что потом... Знаешь, ребенка мне до того хотелось, что на детей смотреть уже спокойно не могла, плакала по ночам, – потихоньку, чтобы Саша не слышал. А он все замечал... Ну вот, по дороге в Гагру...
Таня надолго замолчала, явно не зная, как объяснить ему, и Василий, не выдержав, бухнул:
– Да говори ты, елки-палки, все, как было... Начала – так не тяни за душу.
Таня вздохнула:
– Легко сказать – как было... Ты думаешь – словами все можно объяснить?
– Можно, – отрезал Василий.
Таня усмехнулась, покачала головой.
– Не все, Вася... Вот скажи я тебе сейчас, что по дороге в Гагру решила обязательно родить, иначе поздно будет, – и ты сразу подумаешь, что я только потому и жить с тобой стала...
Василий, с удивлением глядя на нее, спросил:
– Ты что, и в самом деле... тогда решила родить?
– Да нет, Вася, ничего я тогда еще не решила... Не до того мне было. Мне скорее уехать надо было... Знаешь, тогда мне казалось, что вся моя жизнь... как-то по-другому, по-новому должна пойти. Назад мне дороги не было, – то есть это тогда я так думала, – а впереди... впереди все неясным казалось. Кроме, пожалуй, одного, – замуж снова я не собиралась. Во всяком случае, не скоро... А мне ведь тогда уже под тридцать было... И как только подумаю, что так до конца жизни без детей жить придется...
Таня, глубоко вздохнув, с какой-то необидной снисходительностью посмотрела на него и сказала:
– Тут ты вряд ли поймешь меня, для этого надо женщиной быть... Знаешь, какой бы красивой и умной женщина ни была, а без детей она – все равно человек неполноценный. Рано или поздно, а ребенок нужен каждой. И если нет его – трагедия такая иногда бывает, что и свет не мил становится...
«Говорит – как лекцию читает», – неприязненно подумал Василий.
– А тут все одно к одному сошлось... Знаешь, когда человек обижен, – ему все по-другому видится... И то, что было, и то, что будет. Ну, что было – прошло, так я тогда считала, а что будет... Ну... что могло быть? Решила, что уеду куда-нибудь от Саши, в другой город...
И опять Таня замолчала. А потом, прямо взглянув на него, спросила:
– Слушай, а если бы я и в самом деле... только потому с тобой жить стала, что мне очень ребенка хотелось... это что, преступление? Я-то для чего тебе нужна была? – почему-то заторопилась вдруг Таня. – На что ты рассчитывал, когда мы вместе поселились? Ты же просто не задумывался об этом, так? Тебе просто нужна была женщина, и что дальше будет, ты даже не думал, ведь так, Вася? – торопилась ответить она за него, и эта торопливость почему-то очень задела Василия, он угрюмо взглянул на нее и отрезал: