Софья. Может быть, не знаю. И никто не знает.
Валентина улыбается.
Валентина. Сейчас у нас все живут только будущим. Или прошлым. Никто не хочет слышать о настоящем. А куда нам девать то, что здесь, сейчас? Ах, Париж! Ах, Петя! Что угодно, лишь бы не то, что имеешь. (Поворачивается к Софье). Когда-то у меня была подруга, которая была влюблена в скрипача. Он был женат, поэтому они могли встречаться только урывками. Она его просто боготворила, ходила на все его концерты в течение трех лет. Дошло до того, что он уже не мог играть, если ее не было в зале. Кстати, впоследствии она мне призналась, что скрипичный репертуар ей показался ужасно ограниченным! Так вот, жена того человека неожиданно умерла, и он тут же к ней примчался сказать, что они, наконец, свободны. И что же? Они продержались всего неделю. Он стал ей уже не нужен. (Пауза). По-моему, это самая грустная из всех известных мне историй.
Валентина пристально смотрит на дочь, и Софья выдерживает ее взгляд.
Скажи, что ты чувствуешь, когда он говорит, что готов за тебя жизнь отдать? Что ты для него — это вопрос жизни и смерти?
Софья. Я…
Валентина. Ты разделяешь эти его чувства?
Софья с минуту колеблется.
Софья. Нет. Но мы разные люди. Я просто люблю его. Люблю за то, какой он есть.
Валентина. А тебе не хотелось бы, чтоб он тебя любил не так безысходно?
Софья. Он меня любит, как умеет.
Валентина. И ты считаешь, это хорошо?
Софья. Ну мама, что ты хочешь, чтобы я сказала? Он очень добр ко мне. Он никогда в жизни не сделает мне подлости. Рядом с ним я всегда отдыхаю. Да, мы не во всем совпадаем. Прежде всего — в том, насколько нуждаемся друг в друге. Но что в этом страшного? Ведь если бы все каждый раз говорили: «Это для меня недостаточно идеально» — то ничего бы никогда не происходило.
Валентина. Да, в этом ты права.
Пауза.
Софья. А какая альтернатива? Я знаю, что ты сейчас думаешь. Но если следовать твоей логике, то что, мы всегда должны все принимать, как есть?
Валентина. Я приняла.
Софья. Знаю. Но почему я должна?
Валентина оборачивается и смотрит на нее, ничего не отвечая.
Мама, ты дашь мне денег?
Валентина. Дам, конечно. (Смеется). У меня, правда, их нет…
Софья. Что?
Валентина. Ну откуда у меня две тысячи рублей? Ты что, смеешься?
Софья. Но я предполагала…
Валентина. Ну да, конечно, я веду себя, словно я богачка. По-моему, это просто хороший тон! А ты и не догадывалась?
Софья. Нет.
Валентина. Ты сама посуди, какая у меня была жизнь? Откуда у меня такие деньги могут водиться?
Софья начинает смеяться.
Софья. Я-то думала, ты просто скупая!
Валентина. Я? Скупая? Да я нищая!
Софья. О господи! Просто не могу в это поверить. А я-то еще нервничала…
Валентина. И правильно делала! Но не переживай из-за денег. Я что-нибудь придумаю. Я квартиру могу обменять с доплатой.
Софья. Не смеши меня!
Валентина. А что? Квартира для меня ничего не значит. Господи, да если ко всему прочему мне еще и деньгами нельзя сорить — это уж совсем грустно!
Софья. Нет, мама, об этом даже речи быть не может…
Валентина. Нет, я так решила. Тебе назло, чтоб тебе стыдно стало.
Софья. Ну, хорошо, там видно будет. (Пауза). Значит, ты на моей стороне? Думаешь, я правильно поступаю?
Валентина. Детка, не существует ничего «правильного». И пока ты этого не поймешь, ты не сможешь найти успокоения. (Она встает, решительно идет через всю комнату.) Я поговорю с Гришей. Нет, не ради тебя, не для того, чтобы тебе помочь. Но в интересах детей я постараюсь его уговорить не чинить тебе препятствий, чтобы в районном суде все прошло быстрее. Он же боится женщин! Как и все деспоты.
Софья хочет что-то сказать, но Валентина ее быстро перебивает.
Не проси меня больше ни о чем. Это все, что я могу для тебя сделать. Теперь иди, пожалуйста. Но этот человек, с которым ты хочешь связать свою жизнь, — он же совсем старик, на грани маразма. Да-да, маразма!