Но мечты о собственном наделе остались. И чем несбыточнее они были, тем чаще Лешнер предавался им.
Он женился на Марте — девушке из такой же бедной семьи, — и сам господин Корн был у него на свадьбе посаженным отцом. Управляющий очень любил, когда его батраки женились: это лишало их возможности кочевать с места на место, заставляло больше работать и меньше думать о вещах, о которых думать батракам не полагается.
Но детьми Эрих Лешнер обзавестись не успел. Началась война, и скоро он уже шагал с винтовкой по истоптанным армией полям. Всё существо его рвалось к мирному труду, а ему только приходилось теперь разрушать. Война была ему ненавистна, и он даже не слишком горевал, очнувшись однажды осенним утром в полевом госпитале.
Эрих вернулся к себе в Гротдорф злой и возбуждённый до крайности. Теперь он окончательно убедился в том, что жить по-старому уже нельзя. Инвалидность, отсутствие пристанища, полнейшая неуверенность в завтрашнем дне — всё это порождало в Лешнере отчаянную решимость. Ему очень хотелось от слов перейти к делу, но в чём должно заключаться это дело, Эрих не знал. Посягнуть же на собственность господина помещика Эрих Лешнер, конечно, не осмеливался. Пришлось поступить лесным сторожем в имение штурмбанфюрера Зандера да рассчитывать на помощь жены, которая ходила на подённую работу либо в город, либо к тому же господину Корну.
В ту весну многие помещичьи участки остались незасеянными. Поля не обрабатывались, посевы гибли на глазах. Управляющие не заботились о будущем урожае. С болью в сердце смотрел Лешнер на землю, заросшую бурьяном и чертополохом.
Однажды вечером в начале июня распространилась весть, взбудоражившая весь Гротдорф. Управляющие созывали крестьян на помещичий двор, чтобы огласить какое-то важное решение. Село заволновалось. Из дома в дом поползли разные слухи. Управляющие собирались говорить о земле, и волнение нарастало с каждым часом.
Перед тем как отправляться на сход, к Эриху Лешнеру в лесную сторожку зашли его друзья. Всё это были люди пожилые, кряжистые, у каждого на голове зелёная шляпа с коротким петушиным пером, у каждого во рту старая, прокуренная фаянсовая трубка. Ни у кого из них не было собственной земли. Испокон веков все они трудились на зандеровских участках. Они зашли к Лешнеру посоветоваться, но тот и сам ничего не знал. После короткой беседы уговорились пойти на помещичий двор, всё выяснить, а уж тогда принимать решение.
Лешнер шагал по направлению к господской усадьбе, где ему пришлось столько лет проработать, и чувство у него было такое, что его собираются обмануть. Он никак не мог разобраться, из чего возникло это подозрение, однако оно не только не исчезало, а скорее превращалось в уверенность.
Когда Лешнер и его друзья вошли во двор, огороженный высокой кирпичной стеной, там уже толпилось немало народа. Вскоре собрались почти все крестьяне Гротдорфа, и оба управляющих — Швальбе и Корн — вышли на высокое крыльцо, чтобы огласить своё предложение.
С их появлением в толпе воцарилась тишина, крестьяне сняли шляпы. Заметив это, Швальбе удовлетворённо кивнул головой и начал свою речь.
Он говорил о чрезвычайно скорбном времени, которое переживает сейчас немецкий народ, он взывал к справедливости и братской любви. В устах Швальбе эти слова звучали почти кощунственно, но крестьяне молчали, ожидая более существенного разговора.
К удивлению собравшихся, Швальбе объявил, что оба помещика, побуждаемые любовью к односельчанам, намерены сдать свою землю в аренду на весьма доступных условиях. Земля отдаётся на пять лет, причём почти всю плату можно будет внести после окончания срока. Подобного ещё никогда не слыхали в Гротдорфе. Видно, и вправду господа Фукс и Зандер крепко полюбили своих крестьян.
Услышав предложение управляющего, Лешнер ещё больше убедился в том, что здесь дело не чисто. Нельзя было даже в мыслях допустить, чтобы Зандер добровольно пошёл на такую жертву, Зандер, который прежде за несколько пфеннигов мог затаскать крестьянина по судам. А сейчас, пожалуйста, почти задаром отдаёт свою землю на пять лет!
В чём тут хитрость Лешнер понять не мог. Он спрашивал у товарищей, но и те ничего не понимали. А возле столика, вынесенного на крыльцо, уже вытягивалась очередь — люди охотно подписывали заблаговременно подготовленные арендные договоры. В бумагах требовалось только проставить фамилию арендатора и обозначить номер делянки.
Очередь быстро продвигалась, а Лешнер всё не мог решиться, брать ему эту землю или нет. Друзья безмолвно стояли вокруг, ожидая его решения.