Неужели, этот Демон столь опасен?
Сглатываю комок, внезапно вставший в горле.
Ну да, он скрутил мои внутренности в тугой узел одним лишь взглядом, но я и правда, не понимаю, почему должна слушаться его.
Оказываемся в просторной гостиной, которая отделана в бело-серых тонах и я тут же прирастаю ногами к полу. Душа тотчас леденеет, наталкиваясь на пристальный, прожигающий взгляд тёмных глаз.
Он здесь.
Смотрит на меня с яростью, готовясь, как будто, растерзать за малейшую провинность и меня, и всех, кто к этому причастен.
— Это что?
Выплёвывает огненную фразу мне прямо в лицо и чуть сводит брови к переносице. От этого жеста по моим рукам начинают бежать разряды электрического тока, а волосы на затылке мгновенно становятся влажными.
— Вы же велели мне спуститься к ужину.
— Я велел тебе одеться!
Дрожу под этим испытывающим, ненавистным взглядом.
Провожу ледяными пальцами по ещё влажной футболке и инстинктивно скрещиваю руки на животе.
— Я, кажется, и так одета.
Прищуривается, и я вижу, как растягиваются его губы в ядовитой ухмылке.
— Храбрая Мышка, значит?
Вздёргиваю подбородок.
Да, пусть думает, что это так. Не хочу, чтобы он знал, что под серой шкуркой у мышки очень часто стучит сердце, готовясь выпрыгнуть из груди при каждом его слове.
Не понимаю, почему он действует так на меня.
Заставляет дрожать каждую клеточку моего тела, отдаваясь ноющей болью где-то в глубине груди. А этот парфюм. Он, как будто будоражит кровь всё волнительнее и сильнее, забивая лёгкие.
Так же не может быть.
— Ну что ж. Тогда нужно захлопнуть мышеловку, верно? Ты же явилась в таком виде, наплевав на мой приказ, не просто так?
— Да. Я хочу знать, по какому праву вы так со мной обращаетесь. Я хочу домой!
Сухо кивает.
Щёлкает двумя пальцами, и я отмечаю, что Таран, всё это время незримо присутствующий за моей спиной, молниеносно исчез. Испарился в воздухе, как будто это — не огромный мужик с кулаками-кувалдами, а крошечная фея с серебристыми крылышками.
Переводит взгляд своих карих глаз на меня. Отмечаю то пугающее безразличие, которое сквозит из них. Тревожит до колик под лопатками.
— Садись.
Кивает подбородком на диван.
— Ты знаешь, чем балуется твой муженёк?
Странный вопрос тут же припечатывает меня к дивану, и я осторожно опускаюсь на край, скрещивая ноги. В душе поднимается какая-то леденящая тревога, и я закусываю уголок нижней губы.
— Тимофей не употребляет наркотики.
Тёмные брови Демона взлетают вверх.
— Я не об этом говорю. А о покере.
Глотаю ртом воздух, как выброшенная на берег рыба.
Покер? Карточная игра?
Да ну, это бред какой-то…
Тиме некогда этим заниматься. Тем более, я не представляю своего мужа в компании богачей, швыряющих деньги направо и налево.
Да и денег у нас, собственно, нет.
— Это какая-то ошибка…
Хриплю, будто пытаюсь убедить себя в этом.
— Ему некогда. Он работает целыми днями. А вечерами — всегда дома, со мной. А утром снова на работу.
— Интересно…
Растягивает слова, не сводя с меня своих тёмных глаз. Шумно втягивает носом воздух. Присаживается на корточки, становясь со мной одного роста.
— Если твой муженёк так много работает, то почему вы постоянно в долгах? Насколько я знаю, вам даже электричество отключили за неуплату. А квартира, в которой вы живёте, и вовсе в ипотеке.
— У Тимы проблемы. Им не платят зарплату последние три месяца. Кризис. Не слышали?
Голос предательски дрожит, но я стараюсь говорить как можно чётче.
Смотрю в глаза этому Демону, покрываясь ледяными мурашками.
Совершенно не понимаю, почему я должна оправдываться. Говорить о денежных проблемах с человеком, которого впервые вижу и которого страстно ненавижу всей душой. Всеми фибрами. Каждой клеточкой.
— Нет, Мышка, не кризис. Это всё покер.
Припечатывает меня стальным голосом.
Выдыхает мне эту фразу прямо в лицо, иронично выгибая при этом бровь. Дыхание становится свистящим, и я нервно провожу кончиком языка по верхней губе.
— Твой муж пристрастился к картам. Сел прочно. Намертво.
— Я не верю.
Хмыкает.
— Мне всё равно. Тимофей Викторович Лозинский задолжал в клубе абсолютно всем. Ему даже в долг никто не давал последние три месяца. Потому что знали — платить Лозинскому нечем.
Переводит рентгеновский взгляд на мой живот.
— Какой у тебя срок?
— Десять недель.
Расплывается в довольной улыбке.
По-хозяйски кладёт свою огромную ладонь на мой практически плоский животик.