— Ты — маленькая беспощадная садистка.
Через полчаса беспощадная садистка, распаренная и розовая, как моток сахарной ваты, покинула ванную, завернувшись в огромное полотенце. Глеб как раз заканчивал расправлять на кровати свежую простыню. Мусор и пустые бутылки исчезли, включенный на максимум кондиционер усиленно разгонял тяжелый алкогольный дух.
— Все, ложись, — босс приглашающе откинул край одеяла.
— А ты куда? — спросила я, заметив, что Глеб собирается покинуть комнату.
— На диван.
— Нет, ты же обещал быть рядом! — мне совсем не хотелось оставаться в спальне наедине со своими сомнениями. В последнее время темнота и одиночество приносили слишком много неприятных сюрпризов. Ну и не только поэтому, конечно…
— Хочешь, лягу на пороге и буду охранять твой сон? — фраза была произнесена легким, насмешливым тоном, но отчего-то мне вспомнилась поговорка про «долю правды» в «каждой шутке».
Вместо ответа я залезла под одеяло и гостеприимно похлопала по кровати рядом с собой. Глеб, криво улыбаясь, потер лоб с белым прямоугольным пластырем на месте ссадины.
— Ты же — главарь наемников. Тебе надо тренировать выдержку и терпение.
— Главарь наемников? — он насмешливо вскинул брови. — Это так ты меня называешь? Ладно, бесчестная провокаторша, в эту игру могут играть двое.
Он развернулся спиной и скинул рубашку, позволив мне полюбоваться роскошной работой трапециевидной мышцы и движением лопаток, между которых пролегла вертикальная тень. Повернулся обратно, медленно потянул за ремень… Я восхищенно подалась вперед и захлопала в ладоши.
— Ну тебя, — хмыкнул Глеб и по-простому стянул штаны.
Мне так нравилось на него смотреть. Если бы по мотивам его раздевания сняли трилогию размером с «Властелина колец», я бы залпом проглотила все части. Меня восхищало ощущение сдержанной силы в каждом движении. Нравилось, как перекатываются под кожей тренированные мышцы. Уверенность и неторопливость большого хищника, который все равно возьмет свое…
Когда Глеб нырнул под одеяло, я пододвинулась ближе, обняла его и прижалась лицом к поросшей жестким волосом груди, вдыхая любимый запах. Внутренней стороной бедра почувствовала скорую реакцию мужчины и смущенно убрала ногу. Но потом передумала и положила на ее место руку…
Я плохо помню, что было дальше. В голове уцелели одни оборванные картинки, смазанные стоп-кадры, туман и всполохи искр.
В груди стало тесно, к горлу подкатила густая теплая волна. Я изучала его тело губами, руками, языком. Жадно, торопливо, наслаждаясь вкусом каждого сантиметра обнаженной кожи. Сначала Глеб продолжал лежать на спине, неподвижно и даже напряженно, но надолго его хваленой выдержки не хватило.
Свет давно погас. Мои трусики, на этот раз с рыжим котом Гарфилдом, испарились сами собой, как и вся оставшаяся одежда Глеба.
— Ты знаешь, что сейчас будет? — прерывистое дыхание обожгло щеку. Я почувствовала тяжесть мужчины на своем теле.
— Знаю.
— Боишься?
— Нет.
— Но ты дрожишь, значит все-таки боишься. Я могу остановиться, только скажи.
— Нет, я хочу.
Конечно, мне было страшно, и еще как. Но куда больший ужас вызывала мысль, что если я упущу эту ночь, то второго шанса может и не быть. За прошедший месяц в моей жизни столько раз все переворачивалось с ног на голову, что строить планы на будущее казалось чистым безумием. Вдруг завтра все опять изменится, и никакого будущего не будет? А я хотела его. Только его. Теперь я поняла истинное значение этого слова. Его. Мучительно, до дрожи. Сейчас.
…а потом мы вдруг оказались совсем-совсем рядом, и Глеб Игнатьев тяжело дышал мне на ухо…
Глава 10
Утро запомнилось значительно лучше. Я проснулась с ощущением теплого обволакивающего счастья, залившего комнату золотистым сиропом. В последний раз такое ясное чувство я испытывала в глубоком детстве: новогоднее утро, ты открываешь глаза, но не спешишь вылезать из-под одеяла, желая посильнее проникнуться чудесным осознанием того, что под елкой ждут подарки. Глеб Игнатьев спал, прижавшись грудью к моей спине и скрестив руки на животе. Я извернулась в тесном кольце объятий и некоторое время провела, любуясь его расслабленным лицом. Погладила короткую бороду, поцеловала сомкнутые губы. Прошептала: