Деревянная ложка показалась мне очень неудобной — отвыкла за восемь лет, хотя щи похлебала с удовольствием — дома они гораздо вкуснее были, чем у драконов. Эльрион с интересом рассмотрел ложку, но справился неплохо. А вот потом слегка растерялся — вилок-то люди не использовали. Но, по моему примеру, пускал в ход когда ложку, а когда и пальцы. Справился и с этим.
В начале трапезы меня попытались было засыпать вопросами, в основном Любава с Богданом, но дедушка шикнул на них, и дальше все ели молча, не считая обычных застольных просьб передать что-то и хлебосольных предложений матушки отведать то или другое блюдо.
После еды младших детей увели няньки, старшие хотели остаться, но взрослые и их отправили поиграть, мол, нечего им здесь делать. Обещанные мной подарки несколько примирили их с невозможностью остаться и послушать, о чём будут разговаривать взрослые. С одной стороны, мне хотелось поближе познакомиться с племянниками, хотя бы имена их узнать, с другой — разговор предстоял не из простых, а дети бывают весьма неугомонными, по себе знаю.
Когда за столом остались лишь взрослые члены семьи, даже служанки, забрав посуду, ушли, я начала рассказывать о том, что со мной случилось, и как я жила эти годы. Успокоила матушку, объяснив, что детей-заложников разобрали бездетные семьи, и растят как своих, в любви и заботе — ей-то это было лучше кого-либо понятно, сама в своё время нас с Любавой взяла. Объяснила, почему со мной немного иначе вышло — слишком взрослая уже была. Но в итоге всё получилось даже лучше — ведь я встретила своего мужа.
Я не стала говорить, что замуж меня выдали, даже согласия не спросив — зачем? Сказала, что влюбились с первого взгляда, и если подумать — вовсе не солгала. А про мои страхи близким знать незачем.
Пришлось назвать настоящий возраст мужа — я без всякой задней мысли рассказала, что встретились мы на свадьбе его среднего сына. Заодно и о том всем поведала, как долго драконы живут, как медленно растут и как долго остаются молодыми. Все удивились, но поверили сразу. Драконы — это не люди, не может у них всё как у нас быть.
Прежде чем рассказать о самом главном, расспросила, что нового произошло в семье, пока меня не было. Узнала, что батюшка уже шесть лет является новым старостой нашей деревни, Богдан женился в начале лета, дедушка с зимы на ноги не встаёт, а корова Ночка в позапрошлом году тройню принесла — бычка и двух тёлочек, и все выжили. Сам князь приезжал на такое чудо посмотреть.
А также раскрылся секрет «лишних» детей. Они оказались сиротами, которых мои родители взяли на воспитание спустя примерно год после того, как меня у них забрали.
— Ты ведь помнишь пастуха Пересвета? — спросила матушка.
— Да, конечно, — кивнула. Кто ж пастуха-то не знает?
— Помер он. Под лёд по весне провалился. Вылезти-то вылез, да сгорел за три дня в лихоманке. А жена его, Рогнеда, вскорости с родов померла. Осталось трое сирот — Мечиславу пять, Божене три и Радогор — новорожденный. Вот мы и забрали детей к себе.
— Я тогда как раз Ратибора родила, так и Радогора грудью кормить могла, — похвалилась Любава. — У меня молока было — десятерым залейся! Ой, — смущённо взглянула на Эльриона, поняв, что именно брякнула.
— А больше у детей никакой родни не было? — поинтересовался мой муж, делая вид, что не заметил неловких слов Любавы.
— Как ни быть, куча родни, дядьки, тётки, — пожал батюшка плечами. — Да у всех своих детей — семеро по лавкам, лишние рты никому не нужны были. А нам не в тягость.
— Наоборот — в радость, — подхватила матушка. — Как тебя забрали — в душе болячка поселилась, а как взяли малышей — вроде и отпустило немного. Думала — может, хоть так боги простят нас, — всхлипнула.
— Всё хорошо, матушка, — я потянулась и погладила её по руке. — Это даже лучше оказалось, что меня драконам отдали. Так и надо было. Я должна была к ним вернуться.
— Вернуться? — нахмурился дедушка.
— Дарён, только не повторяй свою шутку снова, не смешно, — Богдан тоже нахмурился, один в один как дедушка. Любой, кто увидит, сразу скажет — родня, одна кровь.
— Там ещё жёлтый дракон был, — впервые подала голос Миронега. — Куда он делся?
— Я не шутила, Богдан, — серьёзно посмотрела брату в глаза, потом взглянула на родителей. — Там, на ярмарке, не все драконьи яйца растоптали. Одно откатилось в кусты. И ночью из него вылупился маленький дракончик — пришло его время. — Сделала паузу, обвела взглядом замерших родных, снова взглянула на батюшку и медленно, веско, выделяя каждое слово, призналась: — Это была я. Я — дракон.
Пауза, потом все заговорили сразу. Конечно, мне не поверили. Как же такое возможно-то?! Я же человек, сами видели, сами меня растили. Была бы драконом — неужто не распознали бы?
В общем, это говорили все, кроме дедушки. Он молчал, внимательно на меня глядя, потом хлопнул ладонью по столу — и все замолчали, всё же хоть и седой, высохший старик уже, и старостой батюшка стал давно, а власть в доме всё равно его, беспрекословная.
— Там было одно одеяльце, — сказал загадочно.
— Какое одеяльце? — батюшка общее недоумение выразил.
— Там, где мы вас нашли, девочки. Два голых младенца — и одно одеяльце. Пелёнки тоже на одного. И мать в то одеяльце вцепилась мёртвой хваткой. Младенец выпростаться смог, лишь когда мать упала. Где второе?
— Выпало, наверное? — предположила Любава.
— Одеяло с пелёнками выпало, а голый младенец остался?
— Так ты веришь? — Это уже батюшка. — В то, что Дарёна сказала?
— Зачем бы ей врать? Проверить-то легко.
Наверное, да, легко. Только найти бы место подходящее, чтобы обратиться, настоящие-то амбары уже зерном нового урожая заполнены.
— Но она была такой же, как мы! Ни разу не превратилась, — матушка покачала головой. — Болела, как и Любава. Нормальный ребёнок!
— Только росла медленно, — напомнил дедушка. — И никто так и не понял — почему.
И тут я сообразила, что есть ещё одно отличие дракона от человека. Матушкины слова на мысль натолкнули.
— Есть у кого-нибудь нож?
— У меня есть, — Богдан снял с пояса нож и протянул мне. Мысленно удовлетворённо улыбнулась — тот, что я ему в подарок купила, намного красивее.
— Дарёна, не смей! — нахмурился Эльрион.
— Я чуть-чуть совсем! Зато все сразу увидят и поверят.
Под недовольным взглядом мужа и удивлёнными — остальных, ткнула себя кончиком ножа в палец. Порезать духу не хватило, хотя нагляднее получилось бы. Но хватило и этого. Большая капля крови выступила из прокола, показывая, что рана всё же есть. А когда я её слизнула — палец остался таким же целым, как раньше.
Похоже, теперь мне поверили все. А как не поверить? Вот оно, доказательство, у всех перед носом — рассмотрели, даже пощупали. Осознать, конечно, трудно — столько лет люди дракончика растили и ни о чём не догадались. И не только они одни, кстати, драконы — тоже.
На меня смотрели широко распахнутыми глазами, но хотя и удивлёнными, даже поражёнными, но недоверия я в них уже не видела.
А потом удивление стало сменяться чем-то другим. И от этих взглядов мурашки побежали у меня по спине. Потому что я почти могла потрогать ту незримую стену, которая вдруг стала вырастать между нами. Так смотрели на моего мужа: с любопытством, где-то даже с уважением, но — как на чужака.
Настороженно.
Вот оно, это слово. От меня словно отшатнулись, хотя никто не пошевелился после того, как все подались вперёд, чтобы рассмотреть мой палец.
Такого я не ожидала. Да, ждала удивления, любопытства, но никак не такой вот отстранённости. Дружной, одновременной. Осязаемой.
Да, жёлтые драконы принесли много горя людям, как и те им. Но это были другие драконы. А я-то выросла у всех на глазах! Я — своя!
Или уже нет?