Всё нормально. Крепости моих желудка и психики хватит за всех нас.
Спустя мгновение слышу шаги, Райленд возвращается с Крузом.
Круз у нас настоящий громила, просто гора стальных мускулов, его черные волосы выбриты по бокам массивной головы. Наш самый лучший боец. Наш самый лучший стратег — он может посмотреть на здание и тут же сказать, как проникнуть внутрь. Посмотреть на группу противников и точно знать, как убрать их быстро и незаметно.
Обе его руки сплошь покрыты татуировками. Еще одна в виде надписи обвивает его шею. Люди перебегают на другую сторону дороги, когда видят его. Но я все еще вижу в нем ребёнка из подвала.
Вот, для кого мой подарок.
Недоумевающий взгляд Круза говорит о том, что Райленд не сказал ему. Хорошо. Нокс утверждает, что я владею талантом драматизировать. Потому что у него самого сего дерьма в избытке.
Все, что случилось в том подвале, нами никогда не забудется. Если бы мы продолжали жить дальше, притворяясь нормальными людьми, кольцо того ублюдка больше не имело бы значения. Но это не так.
— Однажды ночью я дал тебе обещание, — говорю я. — Мэдсон. О том, что я сделаю с ним. Что принесу тебе. Ты помнишь?
Взгляд Круза перемещается на стакан. Едва заметные разводы крови медленно расходятся в воде.
Круз округляет глаза:
— Твою мать, — выдыхает он.
Это Круз, всегда крутой, всегда жёсткий. Даже в этот самый момент, символизирующий чёртову расплату, он всё тот же жёсткий парень.
Что произойдёт, вот в чём вопрос.
Круз подходит ближе к столу. Широкая гамма эмоций отражается на его лице: удовлетворение и страх, надежда и сожаление.
— Кольцо. Грёбаное кольцо.
— Как видишь, — произношу с удовлетворением. — Теперь, видя Мэдсона в своих кошмарах, ты будешь знать, что это всего лишь сон, потому что он мёртв. Он отправился прямиком в ад, где ему самое место.
Круз резко и судорожно вздыхает — единственный признак слабости, который я видел с тех пор, как мы выросли. С тех пор, как он нанёс чернила на свою кожу, вытесняя иглой мастера тату боль от прикосновения всех мужчин, что касались его в детстве.
Нокс подходит к нему, становясь рядом и молча наблюдая. У меня горло перехватывает, когда я смотрю на них. Они такие разные, один — добрый и гениальный, другой — жестокий и дикий, но они команда. Я рад, что они есть друг у друга, рад, что у Круза есть этот момент, и Нокс рядом.
— Всё кончено, — говорит Нокс уверенно. — Мэдсон больше никогда никому не причинит боль.
Читай: он больше никогда не причинит боль тебе.
Райленд тоже подходит. Становится рядом с ними, немного в стороне. Всегда в стороне. Но он здесь, и это важно. Нейт тоже появляется.
Даже Колдер наблюдает, прервав свою медитацию.
Я лидер, и должен быть отстранённым. Оставаться сильным. Это эмоциональная сцена, но мне не до слёз сейчас, мы вместе — мы команда.
Круз поворачивается ко мне, в его глазах горячечный блеск.
— Стоун.
В мою грудь, словно штырь вогнали. Круз не выглядит благодарным.
Нокс был прав? Может, Круз предпочёл всё забыть?
— Если тебе больше не нужно это кольцо, я прямо сейчас выкину его в чёртово окно, — говорю я быстро.
— Нет, нет. Я просто никогда не думал…
В его голосе слышится сомнение. Я подбадриваю его:
— О чём ты никогда не думал?
— Все те проклятые ночи в подвале, ты клялся, что мы выберемся. Что выследим и покараем всех ублюдков. Ты говорил, что принесёшь мне кольцо, а я никогда не верил тебе, — Круз тяжело дышит. — Я никогда не тешил себя надеждами и не позволял себе поверить в это, даже когда мы выбрались. До сих пор не верится.
Меня словно обдало кипятком или прошил электрический разряд.
— Поверь в это, брат.
Мы выбрались. И мы никогда не окажемся там снова. Поэтому нам невыносима сама мысль, что Грейсон может сесть за решётку. Я подвёл его, в некотором роде, подвёл всех. Но я всё исправлю. И тогда никто и никогда не поймает нас снова.
Круз неожиданно бросается ко мне. Я не был готов к его медвежьим объятиям, поэтому мне чертовски больно. Он не всегда нормирует свою силу. Я не то, что оттолкнуть его, глазом не могу моргнуть. Чуть хлопаю его по плечу и говорю:
— Просто, мать твою, поверь.
— Спасибо, — говорит он, отстраняясь.
— Уберись нахрен от меня, — усмехаюсь я.
Он улыбается мне, затем снова смотрит на кольцо. Вокруг стоит гробовая тишина: мы даём Крузу возможность прочувствовать и насладиться осознанием того, что подонка, так его мучавшего, убили.
Подонка, в конце концов, пожалевшего обо всем.
Круз разворачивается и быстро выходит из комнаты. Я, наконец, могу выдохнуть.
— Избавься от перстня, — говорю я Ноксу.
— Чёрт, опять я, — говорит он, но не спорит. Он младший из нас, за исключением Грейсона, так что, это его работа убирать дерьмо. Всё ещё кривится, когда берёт стакан и выносит его.
— Хорошая работа, — доносится глубокий голос из угла. Колдер. Святой решил заговорить сегодня. Его блестящие светлые волосы слишком длинные, он с головы до ног одет в чёрное, как грёбаный священник. Если бы священники были такими пугающими.
— Спасибо.
— Мудак заслужил это, — добавляет он. — Есть свидетели?
Я тут же внутренне ощетиниваюсь. Неужто я произвожу впечатление недоумка, способного грохнуть кого-либо на глазах у изумлённой публики? И плевать, что на самом-то деле именно так и было.
И я ненавижу, что Брук была свидетельницей этого дерьма. Видела мой срыв на парковке, видела момент, когда я потерял контроль. Она увидела меня диким, злым и полностью слетевшим с катушек.
— Ни единого, — отвечаю, выходя прочь.
Я хочу побыть один, понаблюдать за городом с крыши «Брэдфорда». Но Нейт следует за мной. Мы поднимаемся на крышу и устраиваемся поудобнее.
Из всех парней только он живёт обычной жизнью. Единственный, кто не попирает правила морали. Кто считает, что убийство не есть хорошо, даже таких монстров, как Мэдсон.
Поэтому для меня большой сюрприз, когда Нейт говорит:
— Ты все сделал правильно.
На фоне закатного солнца его жёсткий профиль особо бросается в глаза. На Нейте поношенная рубашка и джинсы. Рабочие ботинки, покрытые грязью. Он с утра до ночи, не покладая рук, возится и лечит больных животных в собственной ветеринарной клинике за чертой города.
— Ты сделал это с благими намерениями. Крузу было необходимо увидеть это кольцо, чтобы отпустить прошлое. Ты же видел выражение его лица, даже если он прятал свои чувства за бравадой и грубостью. И я знаю, чего именно тебе стоит выполнять данные обещания.
Я усмехаюсь:
— Это не стоит мне ни черта.
— Нет? — мягко спрашивает он, как грёбанный мозгоправ. — Тебе никогда не снится кровь? Не мучают кошмары?
Я злюсь, потому что он прав:
— Лучше лечи своих животных.
— Но тебе не нужна моя помощь. Тебе ничего не надо, верно? Я в курсе. Но знаешь что, ты состоишь из той же плоти и крови, что и каждый из нас. Тебе тоже нужна поддержка.
Я отмахиваюсь от Нейта. Моя плоть превратилась в камень много лет назад. Моя кровь — тёмная грязь. Я как разрушенный тот отель, на крыше которого мы сейчас сидим. Некоторые части меня не восстановить. У меня есть только одна цель — убедиться, что не выживет никто из тех отморозков.
— Кто сразится за тебя? — спрашивает Нейт тихо.
Я не оборачиваюсь, когда он оставляет меня. В одиночестве, как я люблю. Одиночество мне жизненно необходимо.
Шестая глава
Брук
Свернувшись калачиком, я лежу на диване в гостиной. На моих ногах кашемировое одеяло, но оно мне совсем не нужно. Я могу скинуть его, но мама накроет меня снова. Мне не хватает совести сказать, что мне это не нравится. Не тогда, когда мама прикладывает все усилия, суетясь вокруг. Что поделать, если это единственный ей известный способ проявить заботу.
— Ты не хочешь пить? — спрашивает она в пятый раз за утро.