— Мы выбрались отсюда.
— Вы были очень храбрыми. Ты спас тех мальчиков.
Между нами снова повисает тишина, и я подталкиваю Брук обратно к лестнице.
— Не я один вытащил всех отсюда. Ты так говоришь, потому что не встречала остальных.
— Ты все еще знаешь их? Это же замечательно, что вы до сих пор поддерживаете связь!
Поддерживаем связь? Она, должно быть, бл*дь, шутит.
— Ты что, думаешь, будто мы шлем друг другу поздравительные открытки на Рождество или что-то подобное? Мы преступники, Брук. Мы как стая волков, прячущаяся в ночном городе. Фактически, нас даже не существует в этом мире.
— А что насчет твоих родителей? Ты пытался найти их, когда вы выбрались?
— Ты не понимаешь. Нас превратили в монстров. — Ударом открываю ржавую дверь, отчего та слетает с петель. — Никто из наших семей особо то и не держался за нас. Ты думаешь, они захотели бы нас обратно после всего произошедшего? Некоторые парни искали родных, но никто не встретил их с распростёртыми объятиями. Мы остались одни во всем мире, но мы были друг у друга.
— И ты не размышлял о будущем? Например, кем бы хотел стать?
— Я хочу одного: пролить кровь ублюдков, сделавших это с нами.
Брук внезапно говорит:
— Мужчина, которого ты убил. Год назад. Мэдсон.
Я не ожидал, что она соединит все факты так быстро, и уж точно не ожидал услышать понимание в ее голосе.
— Не придумывай всякую ерунду, сладкая. Я не герой. Речь идёт не о справедливости. Это чистая месть.
— В чем разница? — Брук хмурит брови.
— Разница в том, что мне плевать, если даже они будут клясться в том, что больше не тронут ни одного мальчика. И черт, хочешь знать правду? Мне даже плевать каким образом они узнали обо всем. Если они были вовлечены, если хотя бы даже просто смотрели, если имели хоть какие-то дела с теми ублюдками, они умрут самыми мучительными способами. Все до одного.
Грустный блеск в ее глазах забирает моё дыхание.
— Так вот, чем ты занимаешься? Разыскиваешь людей, связанных с этим местом, и убиваешь их?
— А чем еще я должен заниматься? Ходить и радоваться жизни? Жажда мести — это единственный стимул, который помог нам сбежать. Больше ничего. И не может быть ничего другого. Никаких отвлекающих факторов от нашей конечной цели.
Брук смотрит на меня с терпением и пониманием, и до меня доходит. Она живое доказательство того, что я уже отвлёкся от своей миссии. Причём не один раз. Я думаю, что это я похищаю ее раз за разом, но все наоборот: это Брук берёт меня в плен. Именно она заставляет меня возвращаться к себе снова и снова.
Мы сбегали отсюда, убивая и сжигая все дотла, наполовину уверенные, что закончим жизнь в могилах прежде, чем успеем вдохнуть запах свободы. Тем не менее, у меня до сих пор нет будущего и шанса на нормальную жизнь.
За все эти годы я не раз приходил сюда, чтобы напоминать самому себе своё обещание. И теперь я должен вернуться обратно к своей семье, чтобы и дальше выслеживать плохих парней.
Брук не сразу выходит в прохладный вечерний воздух, но я не тороплю ее. Пусть как следует всё рассмотрит, пусть запомнит холод, сковывающий движения, запахи металла и пота, которые, кажется, спустя столько лет, уже въелись в стены.
Когда мы поднимаемся наверх, я впервые замечаю десятки крошечных светлячков во дворе. Были ли они безвольными свидетелями того, как люди приходили и уходили? Были ли они здесь в ту ночь, когда мы сбежали?
Лестница скрипит под нашими ногами, шатаясь под небольшим весом Брук.
— Я хочу помочь тебе, — печальным голосом произносит она в тишине, заранее зная, что все ее попытки обречены.
Но ее слова бьют по мне сильнее, чем любой удар в челюсть. Я ожидал услышать от неё все, что угодно, но не это. Я ждал отвращения и гнева, может быть даже разочарования, но девчонка продолжает надеяться.
— Почему? — спрашиваю я, отчаянно нуждаясь в ответах.
— Потому что это важно для меня. Как ты и сказал, мне бинтовали коленки и устраивали каждый год вечеринки в честь дня рождения, пока ты страдал тут один.
Я тут же трясу головой:
— Мне не нужна твоя чёртова жалость.
— Нет! Я не предлагаю тебе жалость, только лишь помощь.
— Помощь? Ты поможешь мне пропустить тройку другую парней через дробилку для древесины, чтобы превратить их в фарш? — Мне смешно от одной лишь только мысли об этом. Брук сама не понимает, о чем говорит.
Она вздрагивает, но продолжает стоять на своём:
— Если понадобится, то да, помогу.
Господи, меня не должна так возбуждать ее настойчивость.
— Сейчас речь идёт не только о мести. Мы должны отыскать других мальчиков в другом подвале. И всех людей, стоящих за этим.
— Я смогу помочь.
Черт, я даже не должен был рассказывать ей об этом, а она уже предлагает мне свою помощь.
— Все сделки, которые они заключают, их невозможно отследить. Те люди закрепляют их рукопожатиями и прочим дерьмом. Никаких бумаг и записей. Только…
Брук кладёт ладонь мне на плечо, отчего мускулы тут же напрягаются под ее прикосновением. Моё тело льнёт к ней, в то время как разум говорит держаться подальше.
— Расскажи мне.
— Нет никаких подтверждений их деятельности, кроме домов. Как правило, каждый такой дом с мальчиками принадлежит разным людям. Вся эта организация создана человеком, который до сих пор управляет ею в окружении доверенных лиц. Детей могут держать не только в домах наподобие этого, но и в заброшенных складах. А их в округе тысячи. Как только мы натыкаемся на какую-нибудь зацепку, то тут же заходим в тупик. Уж что-что, а эти ублюдки научились заметать следы.
— Организация? Сколько их?
— Не один человек. Пять. Десять. Двадцать. Я ни черта не знаю. Если бы мы только смогли поймать одного и заставить его говорить, возможно, тогда бы мы подобрались к правде, но пока никто из них не проговорился. Мрази, попадая в наши руки, заранее знают, что им не жить.
— Хорошо, — говорит она сосредоточенно. — Что вам уже известно?
Звучит так, словно мы тут разбираем материал для ее школьного проекта.
— Это кто-то со связями. Человек, который может заставить полицейских не патрулировать определённые улицы. Кто-то с очень большой властью. И именно поэтому тебе опасно впутываться во все это.
— Но я уже впуталась. Я тоже была в том подвале. Тоже прикасалась к дверце печи…
Она дотрагивалась до печи? Твою мать. Странное чувство комфорта накрывает меня с головой. Пусть Брук думает, что она одна из нас, но я никогда не позволю этому случиться.
— Нам известно не так много. Кто бы ни стоял за похищением мальчиков, он чёртов призрак.
— Позволь мне помочь, — умоляет Брук.
Мне необходимо отгородить ее от всего этого дерьма, поэтому я делаю то, что у меня лучше всего получается: отталкиваю ее.
— Ты старшеклассница, Брук. Чем ты можешь помочь мне? Разве что ты знаешь людей по имени Джим Брасс, Джонсон или Смотритель.
— Смотритель? — переспрашивает она тихим голосом, отводя взгляд в сторону.
— Это их клички, не настоящие имена. Благодаря им они до сих пор скрываются. Никому не известны их настоящие имена, поэтому даже когда мы пытками выбиваем информацию из шестёрок, нам никто ничего не может сказать.
Брук слишком долго молчит возле меня, поэтому я бросаю на неё взгляд. Ее глаза устремлены вдаль, туда, где танцуют светлячки, словно она о чем-то задумалась. О чем она думает? Куда подевалось ее рвение помочь?
Когда карие глаза девушки вновь смотрят на меня, сердце пропускает удар. Ее взгляд отстранён и наполнен испугом.
Я чувствую, будто теряю ее.
Но разве не этого я добивался? Чтобы она держалась подальше. Именно поэтому я привёз ее сюда, но теперь в груди невыносимо болит, и это отнюдь не из-за пары сломанных рёбер.
— Я готова ехать домой, — говорит она тихо.
В ответ я притворяюсь, будто ее слова ничуть не ранят меня, пока все еще пытаюсь отыскать прежнюю Брук в стоящей возле меня девушке.