— Тебе лучше раздеться к тому моменту, как я вернусь.
И затем он поспешно выходит из комнаты.
Я пытаюсь вылезти из своего платья, стараясь как можно быстрее стащить с себя всю одежду. Когда Стоун возвращается, он становится напротив и начинает изучать меня нахмуренным взглядом.
Я лежу перед ним полностью обнажённая и большего всего на свете желаю, чтобы он прикоснулся к моей коже, но не потому, что он испорчен. А потому что я все в нем люблю, и потому что доверяю ему как никому другому. Из всех людей, которых я когда-либо встречала, только Стоун никогда не лгал мне.
Он бросает на кровать клатч со словами:
— А теперь достань презерватив, я не могу ждать всю ночь.
Я тянусь к клатчу, но что-то не так в том, как он говорит со мной. Что-то изменилось.
Стоун медленно снимает кожаную куртку, после чего через голову стаскивает футболку и швыряет ее на пол. Его грудь очерчена ярко выраженными мышцами, а внизу живота красуются заветные шесть кубиков, которые мне тут же хочется облизать. Но я отвлекаюсь: вся верхняя часть его прекрасного тела покрыта белыми полосами разных размеров — шрамами. Некоторые из них неровные и рваные, в то время как другие наоборот ровные и гладкие. Все его тело несёт в себе историю, и я не могу оторвать глаз, наслаждаясь красотой и впитывая в себя всю его боль.
— Прости, салон тату был закрыт, поэтому ты не увидишь дерьмовых роз, или что там ещё набивают подростки. Хочешь трахнуть плохого парня? Придётся потерпеть это уродство.
— Я думаю…
— Заткнись, меньше слов — больше дела. Дай мне его, — Стоун протягивает руку ко мне.
Я хотела сказать, что шрамы прекрасны, но его настроение резко изменилось. В моей груди поселяется нехорошее предчувствие. Не из-за страха, нет, из-за непонимания. Я кладу обёртку ему на ладонь, наслаждаясь лёгким прикосновением наших пальцев.
— Подвинься, — он толкает меня вперёд к изголовью кровати.
Я неуклюже двигаюсь вверх, ожидая, что он последует за мной. Моё голое тело раскинуто прямо перед ним, но Стоун даже не смотрит на меня, разворачивая презерватив.
— Девушка вроде тебя не должна так себя вести, — говорит он, уверенно раскатывая латекс по длине члена. Может, Стоун слишком сосредоточен и поэтому больше не смотрит на меня? Я не чувствую больше связи между нами. — Но если ты действительно хочешь этого…
— Стоун, — я пытаюсь привлечь его внимание. — Я хочу тебя. Всегда хотела.
— Ты только думаешь, что хочешь меня.
— Ты не можешь читать мои мысли.
Но он не слушает. Стоун забирается на кровать, снова собирая мои волосы в кулак. Со странным блеском в глазах, он рывком переворачивает меня, вжимая моё лицо в грубую ткань покрывала.
— Задницу вверх. Сейчас же.
— Подожди. — Я представляла себе все не так, я думала, мы будем лицом к лицу.
Стоун с характерным звуком болезненно шлёпает меня.
— Я сказал вверх. Только не говори мне, что ты ожидала зажжённых свечей и лепестков роз.
Медленно я становлюсь на колени, задирая попку как можно выше. Я напоминаю себе, что доверяю ему, он мог столько раз причинить боль, но не делал этого.
Стоун становится на колени позади меня. Его руки ложатся на мои бедра, но в прикосновениях больше нет никакой нежности. Я совсем не понимаю, что случилось. Почему он вдруг разозлился на меня? Его пальцы пробираются между моих ног, размазывая влагу грубыми движениями.
— Стоун?
— Ноги шире. — Не дожидаясь, он шире разводит мои ноги резким движением. Моё лицо тут же заливает краска, когда я представляю, какой обзор сейчас ему открывается.
Я пытаюсь проглотить ком, вставший поперёк горла, а щека продолжает тереться о грубую ткань покрывала. Всю свою жизнь я совершала ошибку за ошибкой, не замечая этого. Сделала ли я что-то неправильно в этот раз? Я поворачиваю голову в попытке понять, что же пошло не так.
И я вижу Стоуна, стоящего на коленях, пока его грудная клетка вздымается от учащённого дыхания. В глазах мужчины, в которого я влюбилась всем сердцем, застыла боль. Он выглядит таким потерянным.
Спустя секунду Стоун прижимается всей своей толщиной к моим складочкам.
— Что произошло? — спрашиваю я дрожащим голосом.
Стоун тут же хмурится, натыкаясь на мой взгляд.
— Разве я разрешил тебе поворачиваться? Мы так не договаривались. Ты будешь лежать лицом в покрывало и принимать меня так глубоко, как только возможно, — он шлёпает меня на этот раз сильнее раза в два.
— Ау! — вскрикиваю я.
— Ляг обратно на покрывало, или ты уже передумала?
Моё сердце бьётся как сумасшедшее. В голове снова и снова звучит голос, твердящий, что все это неправильно. Во время минета Стоун был груб, но вёл себя по-другому. Так, словно между нами был секрет, о котором знали лишь мы вдвоём.
— Почему ты до сих пор смотришь на меня?
Я пристально всматриваюсь в его лицо и теперь отчётливо вижу: в его взгляде нет боли, там застыло чувство одиночества.
Всеми своими движениями и действиями он пытается отгородиться от меня, отключив все свои чувства.
В мою грудь словно всадили нож, когда я осознаю, что, находясь рядом со мной, Стоун все равно остаётся самым одиноким человеком на планете. Почему же он так упорно продолжает отталкивать меня? Почему заставляет меня бороться с ним? Дело не в том, что ему нравится грубый секс, он просто пытается свести все к единственному, о чем он так хорошо знает. К боли.
— Нет, — говорю я.
— Уже наигралась? — усмехается он.
Я встаю на колени и поворачиваюсь к нему лицом, прикасаясь ладонями к его груди.
— Что ты делаешь? — выплёвывает он, хватая меня за запястья.
— Отпусти меня! — я чуть ли не кричу, отталкивая его руки от себя.
Стоун отпускает меня, удивлённый вспышкой злости.
Я медленно провожу пальцами по шрамам на его груди. Некоторые из них совсем старые, другие светло-розового оттенка, явно получены недавно. Я наклоняюсь к самому большому из них и целую его, злясь на весь мир за боль Стоуна. Он назвал их уродливыми, но это не так.
Стоун вздрагивает под моими губами:
— Какого черта?..
— Я люблю этот шрам, — говорю я, целуя его снова.
Наступает гробовая тишина, после чего Стоун шепчет:
— Не надо.
— И этот тоже люблю, — на этот раз прикасаюсь губами к светло-розовому шраму на рёбрах.
— Что ты…
— Но этот я люблю больше всего, — произношу я, прижимаясь к рубцу прямо напротив его сердца.
— Прекрати, — говорит Стоун, хватая меня за плечи.
Может, он и в состоянии заставить меня не прикасаться к нему, но он не в силах заставить меня замолчать.
— Я люблю тебя.
Стоун перестаёт двигаться, застыв передо мной.
— Что ты несёшь? Нет.
— Я люблю тебя, — слова вырываются из меня, и это правда. Я никогда никому не признавалась в любви, кроме своих родителей. И то не слишком часто, ведь они не любят ярких выражений чувств. — И я хочу, чтобы ты лишил меня девственности в такой позе, которую выберешь сам. Мне понравится все, что ты со мной сделаешь, потому что я люблю тебя.
— Ты не можешь, — его голос звучит приглушённо, скорее всего, из-за шока. — Ты понятия не имеешь, о чем говоришь.
Вместо ответа я обнимаю его за талию и прижимаюсь к его губам. Любовь не должна быть сложной и нести в себе боль. Чувство внутри меня такое большое и светлое, что я ни секунды не сомневаюсь в своих словах.
И тут все снова резко меняется.
Словно оттаяв от долгих лет заморозки, Стоун притягивает меня ближе в свои объятия.
— Черт побери, — бормочет он мне в шею, — черт, черт, черт.
Он так сильно прижимает меня к себе, что я с трудом могу дышать, но я не делаю никаких попыток освободиться. Не хочу останавливать его.
— Почему ты не боишься меня? — в его голосе звучит отчаяние. Стоун хотел напугать меня, чтобы я сама убежала от него как можно дальше, и все между нами исчезло бы само по себе.