Я стараюсь не реагировать на его заявление, но никак не могу успокоить учащённое сердцебиение, которое вот-вот, кажется, пробьёт мне ребра.
Несмотря на все попытки сдержать самообладание, я вздрагиваю, но не осознаю этого, словно кто-то другой управляет моими мышцами.
— Ты должна просто рассказать мне, — говорит Стоун. — В конце концов, ты все равно скажешь мне.
Угроза в его словах звучит в десять раз хуже из-за того, с каким спокойствием он говорит об этом. Если бы он кричал, орал на меня что есть мочи, мне не было бы так страшно, как сейчас из-за холодной ужасающей реальности. Стоун собирается причинить мне боль.
— Почему? Потому что ты собираешься заставить меня?
Он просто всматривается в моё лицо, не говоря ни слова.
Я стою на своём, пока чувства распирают меня изнутри или, может быть, это действие виски.
— Я не могу.
Я шумно вздыхаю. Может быть, Стоун никому и не доверяет, но я доверяю детективу Ривера. Я верю в справедливость, хоть и знаю, что Стоун никогда не сможет поверить в неё. И я все еще доверяю своему папе, хоть и не должна.
— Я не скажу.
Угроза висит в воздухе между нами.
— Я не шучу, Брук.
— Ты же не хочешь причинять мне боль, — я с отчаянием всматриваюсь в глаза мужчины, пытаясь отыскать там того, кто не смог утопить меня в реке. Того, кто подарил мне маленькую птичку и придумал историю про дверцу в печи.
— Ты права, я не хочу причинять тебе боль, — его голос необычайно мягок, но за ним скрывается темнота. Темнота сотни ночей, проведённых в безнадёжности. — Но я сделал много вещей, которых никогда не хотел делать.
Он совершал все те ужасные поступки ради своих братьев. Ради ребят, заключённых вместе с ним в том проклятом подвале. Ради детей, которые заключены прямо сейчас. За это я всегда буду глубоко уважать Стоуна, буду любить его, но из-за этого какая-то часть в нем навсегда сломалась. Он убивает людей с таким видом, словно это ничего ему не стоит. Словно это не разбивает его сердце вновь и вновь.
Мой пульс ускоряется.
— Я не знаю, я не уверена, Стоун.
Мои слова все меняют. Теперь он наверняка знает, что у меня есть конкретная информация. Я не хотела говорить этого, и теперь атмосфера меняется. Взгляд его зелёных глаз становится холоднее, вся человечность уходит прочь. Словно он внутренне готовится к тому, что сейчас произойдёт.
Страх берет верх, когда я разворачиваюсь и бегом бросаюсь к двери. Как только я успеваю распахнуть ее, Стоун врезается в меня сзади, рукой захлопывая дверь прямо перед моим носом.
Я оборачиваюсь к нему, пока Стоун вжимает моё дрожащее тело в дверь. Он выглядит устрашающе, на резных скулах виднеется тёмная щетина. Мои колени превращаются в желе, пока я в мольбе смотрю ему в глаза:
— Пожалуйста, — из моих глаз начинают катиться слезы.
Он трясёт головой.
— Мы уже два года ходим вокруг да около, я и этот Смотритель. И есть только один выход из данной ситуации — моя пуля в его голове.
Страх угрожает поглотить меня с головой, но я подавляю его. Вместо него я пытаюсь сосредоточиться на красивом яростном лице передо мной.
— Подумай об этом, Стоун. Ты как-то говорил, что не сможешь жить нормальной жизнью, но ты можешь. Ты можешь начать прямо сейчас, позволив справедливости все решить. Прекрати отравлять свою душу насилием.
— Отравлять душу? Немного поздно для этого, сладкая. Внутри меня чернота.
— Нет, — шепчу я.
— Где-то там мальчики сидят в клетках, как животные. Бл*дь, хуже, чем животные! И ты знаешь что-то, что поможет мне отыскать их! Су*а, неужели тебе все равно?
— Конечно, мне не все равно! Я хочу не меньше тебя освободить тех детей. Я хочу справедливости для них, как и для тебя. Именно поэтому я рассказала всю информацию о Смотрителе полиции.
Стоун выпрямляется, дрожа от ярости.
— Что ты сделала?!
— Для этого и создана полиция, — я умоляю Стоуна. Молюсь, чтобы он понял меня, но боюсь, он не сделает этого. — У них есть все необходимые ресурсы отыскать их, а после и помочь пройти реабилитацию.
— Ты думаешь, полиция не замешена во всём этом? Твою мать, да они же просто перевезут их в другое место. — Стоун проводит рукой по лицу, выглядя при этом ужасно злым и уставшим. Утомлённым.
— Не все коррумпированы. Детектив Ривера…
— Один из хороших парней? Серьёзно? Ты уверена в этом?
— Да.
— Бл*дь! — Его широкие накачанные плечи опускаются в разочаровании. — Ты не можешь знать наверняка. Ты не уверена в этом.
— Ты можешь довериться кому-нибудь, — говорю я мягким успокаивающим голосом, но мои слова повисают в воздухе словно бомба. Это из-за того, что я имею в виду себя. Я хочу, чтобы он доверял мне, даже если он не хочет. Или не может.
Зелёные глаза сверкают в обрамлении черных ресниц напротив моего лица. Моя кожа пылает под его взглядом, как будто он умеет прожигать насквозь.
— Я должен доверять? Вот что ты думаешь? Кому же я должен довериться? Кому?!
Не стоило говорить этого Стоуну, ведь он был брошен на съедение хищникам, когда был уязвим более всего. Был забыт всеми и брошен умирать. Потерянный несчастный мальчик, защищающий своих друзей в аду.
Но на самом деле он не сбежал оттуда. Все это время он оставался в аду, или же точнее сказать, ад оставался в нем. Мужчина напротив меня наполнен силой, он в ярости, но я почти могу разглядеть, насколько он разрушен и уязвим внутри.
Стоун никому не доверяет. Как он может, если никогда не делал этого ранее?
— Ты должна рассказать мне, кто такой Смотритель прежде, чем они опомнятся и перевезут детей туда, где мы уже никогда не сможем найти их, — Стоун шумно выдыхает, прислоняясь лбом к моему. Его рука скользит от моей талии все выше и выше, прежде чем смыкается на моей шее, обжигая мою кожу.
— Ты пугаешь меня, — шепчу я, пока слезы застилают мои глаза.
— Время, Брук. — Его большой палец давит мне на подбородок. Прикосновение его рук болезненно нежное, но в то же время несёт в себе смертельную угрозу. — Не заставляй меня выбирать.
Я закрываю глаза, принимая худшее. Он не выберет меня.
Сильные пальцы двигаются по линии моей челюсти, задевая волосы, отчего те щекочут мне горло.
Я выпрямляю спину, пока в голове проносятся воспоминания предсмертного хрипящего звука, вылетающего изо рта Мэдсона. Он собирается сделать со мной то же самое? Я знаю, это причинит боль Стоуну. Он не какой-то там хладнокровный психопат, пусть он и притворяется им. Если ему было плохо после смерти Мэдсона то, что станет с ним, когда он убьёт меня?
— Скажи мне, — шепчет Стоун мне на ухо. — Просто, бл*дь, скажи.
Я хочу, правда, хочу сказать ему, чтобы избавить от боли. Но что насчет меня? Неужели он не понимает, что это разобьёт мне сердце? Я умру изнутри, если найду своего отца мёртвого и измученного, зная, что могла предотвратить это. А может, он знает, но ему все равно? Я просто невинная жертва, сопутствующий ущерб на его пути?
— Поклянись, что ты не убьёшь его. Поклянись, что не навредишь ему.
До меня доносится жёсткий, режущий смех.
— Я собираюсь вырвать ему яйца и скормить их ему же.
Я трясу головой, захлёбываясь слезами:
— Тогда я не скажу.
Костяшки пальцев царапают мне кожу. Стоун задушит меня? Лишит воздуха и тем самым убьёт тем же способом, как когда-то собирался лишить меня дыхания в реке?
— Ты действительно хочешь сыграть в эту игру?
— Это не игра, Стоун.
— Вот именно, — рявкает он. — Там дети, Брук. Дети в гребаном подвале.
— Тогда позволь детективу найти их. Он спасёт детей, а Смотрителя осудят по закону. Если тебя заботят лишь дети, тогда согласись. Я скажу тебе сразу, как только ты пообещаешь не убивать его. Именно так ты поможешь тем детям, Стоун.
Он изучает меня, пока на его переносице залегает глубокая морщина между нахмуренными бровями. Я предлагаю ему справедливость, в то время как он желает только мести. Скорее всего, нам суждено было оказаться здесь. Может, вот он, наш конец.