– Ради Бога, Агнес! – заворчал на свояченицу Оуэн. – Это ревматизм терзает твои старые кости, а не какое-то знамение! И прекрати молоть всякую чепуху при моих воинах! Нечего их пугать! У них полно забот и без твоих знамений!
– Кроме того, тетя Агнес, – мягко вступила в разговор Бронуин, освобождаясь от мехового плаща, чтобы передать его молоденькой служанке, – все знают, что плохо придется тому, кто встанет на пути у ворона.
Ей не хотелось, чтобы кто-то замерз в дороге, будь то хоть служанка. Все равно плащ был подарком, оставшимся у нее после разорванной помолвки. Не жалко, даже если бледная дрожавшая голодранка найдет в себе силы убежать, прихватив с собой дорогой плащ.
– Мы-то знаем это, Бронуин, девочка, но Черный Боров не знает, – тихо ответила ей тетка и громко добавила: – Кэрин тебе будет благодарна.
Согнув свои больные колени, Агнес укутывала плащом юную служанку, хлопоча над нею, как наседка над цыплятами.
Тетушка была не только добрейшим человеком, но и неисчерпаемым источником сведений о том, как устроен мир – как материальный, так и духовный. В свое время она узнала все это от бабушки-ирландки, и всю жизнь Агнес посвятила углублению знаний, в то время как младшая сестра Гвендолин сосредоточила свои помыслы и усилия на том, чтобы заполучить себе хорошего мужа. И обе вполне преуспели в своих устремлениях.
– Почему бы тебе, тетя, не прогуляться со мной к озеру после того, как я запру ценные вещи в мамином сундуке? – предложила Бронуин.
Вещи, хранимые ею при себе, будут ей мешать кататься по льду, что она непременно станет делать, если, конечно, лед окажется достаточно крепок. Мать же позаботится о сохранности ценностей.
– Бронуин, ты испортишь башмаки!
– У меня с собой есть еще одна пара, мама, – упрямо возразила дочь. – Я чувствую, что должна подвигаться, иначе просто умру!
– Истинная дочь своего отца! – недовольно отозвалась Гвендолин.
– Чувствуешь, что должна подвигаться, иначе просто умрешь?! О, я знаю, в чем состоят твои затруднения, и дам тебе совет, девонька, но не раньше, чем ты выйдешь замуж, – хотя все члены семьи бегло говорили по-английски, уэльский говор иногда проскальзывал в их речи, и сейчас Оуэн использовал уэльское «девонька» как проявление нежности, потому что английское слово с тем же значением резало ему слух.
– Оуэн Карадокский, как вы можете говорить подобное своей столь юной дочери?
Оуэн лишь рассмеялся в ответ на возмущенный возглас жены.
– Спроси, кого угодно и увидишь, он поклянется, что твоя теплота и нежность оказывают на меня благотворное влияние, Гвендолин!
– Мне исполнится восемнадцать в тот день, на который назначена свадьба, мама, но, учитывая, что мой суженый – англичанин, боюсь, счастья я с ним не обрету.
– Он настоящий рыцарь, седьмой сын Кента, дочь, и хорошо проявил себя на полях сражений в Святой Земле.
– Ты сказал, седьмой сын? – довольно бесцеремонно прервала Оуэна Агнес. – О, дитя мое, это замечательное число – семь!
Бронуин распрямила плечи и вздернула подбородок, приняв хорошо знакомую домочадцам бунтарскую позу.
– Это число значит, дорогая тетя, что у моего жениха нет ни гроша, и он жаждет заполучить мои земли. Может быть, я и юна, но в таких вещах уже кое-что понимаю!
Лицо Гвендолин выразило неодобрение, на лице Оуэна отразился гнев, но вместе с тем в его глазах сверкнула искра гордости, что придало Бронуин уверенности. Судьба ее решена, но она не собирается скрашивать жизнь этому чужаку-англичанину, которому вскоре надлежит стать ее мужем.
– Да, если б у меня был сын, все могло бы обернуться иначе.
Воодушевление, на короткое время, охватившее Бронуин, мгновенно угасло от грусти и тоски, так ясно слышавшихся в оброненных отцом словах.
– Если бы у тебя был сын, отец, ты все равно потерял бы свои земли.
Резко повернувшись, Бронуин зашагала в том направлении, куда, как она успела заметить, слуги повели лошадей. Ей не хотелось так резко отвечать отцу, но, вот проклятая судьба, она старалась изо всех сил искупить свою невольную вину за то, что не родилась мальчиком. Бронуин не хуже мужчин умела скакать верхом и охотиться. Во всех четырех северных землях были известны ее соколы. Достаточно сказать, что сам Левеллин Граффитский купил одного! Не виновата же она, что мать забрала ее в верхние покои и настояла на необходимости обучаться ведению домашнего хозяйства и выполнять соответствующие обязанности!
А Дэвид Эльвайдский, подопечный ее отца, в это время обучался искусству владения оружием, готовясь стать оруженосцем. И пока Дэвид со своими приятелями учился метать копье и отражать удары, Бронуин заодно с ведением домашнего хозяйства овладевала искусством отклонять любовные домогательства мальчишки. По словам молодого обожателя, язычок у нее был острым, словно жало.
В день своего двенадцатилетия Бронуин была помолвлена с Дэвидом по согласию епископа, его дяди, и лорда Оуэна, ее отца. Свадьба была отложена до возведения Дэвида в рыцарское звание, которое месяц тому назад осуществил сам лорд Оуэн. А вскоре поражение Левеллина разрушило будущее молодых людей, и хотя Бронуин не особенно нравились неловкие поцелуи жениха, все же Дэвид был красив, и, к тому же, словесные перепалки доставляли девушке удовольствие. Брак с Дэвидом был бы, по крайней мере, необременительным для нее и не слишком скучным.
Сердце у Бронуин тревожно сжалось уже не в первый раз с тех пор, как расстроилась помолвка. Бронуин выросла вместе с Дэвидом в доме своего отца. А что общего может у нее быть с этим английским рыцарем? Девушка испытывала к завоевателям лишь одно презрение. Ей даже приходила в голову мысль, что, не исключено, она не сможет полюбить своего ребенка, если судьба окажется жестокой и наделит ее отпрыском англичанина, несмотря на все принятые меры предосторожности. Рука Бронуин потянулась к корсажу, под которым выделялся гладкий зеленовато-голубой камень с острова Англси, предохранявший, по поверью, от беременности. Этим талисманом Бронуин обзавелась на тот случай, если ей не удастся убедить новоиспеченного мужа пренебречь выполнением супружеских обязанностей, пообещав не обращать внимания на его кутежи с другими женщинами. Кровь Господня, у него может быть кто угодно… только не она!
В густой рощице у озера обледеневшие ветви деревьев тяжело свисали к земле хрустальными гирляндами. Бронуин не сомневалась: выгляни сейчас солнце, все здесь засверкает, словно в сказочном королевстве. В самом деле, сказочные персонажи вполне могли жить в таком чудесном месте. Глухие лощины и овраги всегда были любимыми потайными убежищами эльфов.
Слуги пробили лед на краю озера, чтобы напоить лошадей, и сразу стало ясно: лед слишком тонок, чтоб на нем резвиться. Убедившись, что ее намерениям не суждено осуществиться, Бронуин принялась осторожно прокладывать себе путь вдоль берега озера. Здесь не было полосы влажного песка, по которой она обычно задумчиво прогуливалась в Карадоке, удалившись от дома. Нужно же хоть как-то, в конце концов, смягчить разочарование, охватывающее ее каждый раз при мысли о невозможности самой решать свою судьбу, печально размышляла девушка. Наверное, отец не меньше ее расстроен, что дочь не смогла заменить ему сына.
Интерес Бронуин к учению был необычен для девочки. Наставник, обучавший оруженосцев, всегда делал ей строгие замечания, когда она изо всех сил тянула руку, чтобы ответить на какой-нибудь особенно трудный вопрос. Мужчине нужна та жена, которая вовремя поставит перед ним на стол вкусно приготовленные блюда, а не та, что начнет цитировать латинские тексты, когда он голоден. Некоторое время наставник терпел ее присутствие на занятиях, пока она не затмила его учеников-юношей. Тогда Бронуин выставили и заставили помогать матери ткать гобелен, который теперь висел в большом зале замке. Но висит ли и сейчас тот гобелен на стене? Бронуин остановилась в задумчивости, вдыхая всей грудью холодный горный воздух. Он был сухим и вызывал недомогание – только сегодня утром у нее шла носом кровь. Влажный солоноватый воздух Карадока никогда не оказывал на нее столь губительного воздействия. Впрочем, она могла бы со всем примириться, если бы не победа этих англичан, которые вытеснили бриттов к морю, как оттеснили к холмам всех, кому удалось избежать насильственного закабаления. Она только направляется на встречу с новым хозяином ее наследственных владений, а крепость, выстроенная еще ее дедом, уже перестраивается «за счет территории, находящейся под властью английской короны», как сказано в приказе короля.