Выбрать главу

– Значит, список удлиняется? Буду ли я также включен в него?

– Только если попытаетесь остановить меня, – голос девушки был полон решимости, но в глазах, поднятых на Вольфа, читалась невольная мольба. – Мое дело правое, Вольф.

– И бессмысленное, голубушка.

– Не более бессмысленное, чем убийство моих родителей. Как вы понимаете, не может быть мира между Уэльсом и Англией, пока такое предательство остается безнаказанным. Оно будет подспудно тлеть и разгораться, пока не разразится новое восстание. Я не соглашусь быть женой убийцы, а мой народ не покорится человеку, погубившему уэльского лорда.

«Он беспокоится, по-настоящему беспокоится обо мне», – подумала Бронуин, когда Вольф сбросил с ее головы капюшон и отвел от лица спутанные темные волосы. Что за колдовское притяжение позволяло ему обнимать ее сейчас, почти не встречая сопротивления? Чувствует ли он сам это странное влечение? Девушке вдруг захотелось забыть все и снова пуститься в путь вместе с наемником.

– Ну что ж, если вы так настаиваете, я помогу вам. Я не стану орудием мщения, но подстрою так, что вы встретитесь с Ульриком в таком месте, откуда сможете выбраться живой и невредимой.

– О, Вольф!

От радости она порывиста, обвила его за шею и обняла с невольно вырвавшимся вздохом облегчения.

– Я знаю, с вашей помощью все получится! С моей хитростью и вашей силой мы добьемся всего!

– На словах побеждать легко, милая, – насмешливо заметил Вольф. – Оказываете честь мужчине, оценивая его силу?

Улыбка Бронуин померкла. Меньше всего ей хотелось бы обижать наемника сейчас, когда она так рассчитывала на его помощь.

– Я… не хотела сказать, что вы не умны… я только хотела…

Слова замерли у нее на устах, оттого что Вольф наклонился к ней. Время остановилось, все вокруг замерло, лишь гулко билось сердце. Она чувствовала, как гулко стучит оно в груди, в то время как нежный поцелуй превращается в головокружительный захватывающий натиск, сметающий все на своем пути еще до того, как она соберется противопоставить свое сопротивление этому безудержному напору. Всплеск горячих безудержных желаний разлился в крови, словно она лишь ждала этого поцелуя.

Во взбудораженном сознании Бронуин не возникало даже мысли о том, что они совершенно разные люди и принадлежат к разным мирам. Отдаваясь трепету горячей волны, заливавшей ее теплом, несмотря на прохладу раннего утра, Бронуин не понимала, что оказалась захваченной скорее сладострастием, чем влечением, и, как ни странно, нежностью, которую начинала, испытывать к этому человеку.

Когда их губы разомкнулись, остановив поток невысказанных слов, которыми обменивались два сердца, Бронуин прильнула к Вольфу, словно ее жизнь зависела от их близости. В напряженной тишине, куда не проникал шум пробуждающегося города, смотрела она на своего воина, и смятение мелькнуло в ее взгляде, пылающем скрытым огнем страсти. В этот момент казалось, что на земле остались лишь эти двое и не было для них жизни друг без друга.

– Почему? – выдохнула Бронуин, высказывая сомнения, мелькавшие в ее отуманенных страстью мыслях. – Почему вы это сделали?

– Чтобы узнать, действительно ли те уста, что могут беспощадно насмехаться над мужчиной, могут и обещать блаженную награду.

Дэвид! Опять беспочвенное хвастовство ее бывшего жениха! Да, она не раз насмехалась над ним, но ее губ он мог коснуться только в самом невинном поцелуе на Рождество, когда омела[6] позволяла под своим укрытием совершить подобную вольность.

– Здесь нет омелы, одно только сено! Предупреждаю, сэр, что если вы снова удостоите меня своим вниманием, то можете узнать, настолько острый у меня кинжал!

К своему ужасу, Бронуин не сразу набралась решимости, чтобы вырваться из теплых объятий Вольфа. Щеки ее горели румянцем, когда она, наконец, откатилась в сторону и встала на ноги.

– Да, вы настоящая женщина! – проворчал Вольф, отнюдь не обескураженный неожиданными изменениями в ее настроении. – Ваши губы говорят и да, и нет в одно и тоже время.

Самым ужасным во всей этой ситуации казалось то, что Вольф был прав! Он понял: две противоборствующие силы столкнулись в ее душе и в предательски слабой плоти. Не в силах спорить и опасаясь находиться слишком близко к зовущей теплоте объятий Вольфа, девушка повернулась к нему спиной. Будь она проклята, если позволит ему полностью насладиться чувством удовлетворения при виде ее смущения.

– Вы глухи, как пень, сэр, и так же корявы!

Смешок, прозвучавший в ответ, не предполагал оправдания и лишь заставил ее покраснеть еще больше. Девушке оставалось лишь удалиться на безопасное расстояние. Когда она поравнялась с раскричавшимся осликом, озорная улыбка коснулась ее губ: может быть, стоило раньше перевести взгляд с одного осла на другого, чтобы прийти, наконец, в себя.

ГЛАВА 7

Мясной пирог, который она купила у жены булочника на деньги, что ей дал Вольф, оказался еще вкуснее, чем это можно было предположить, судя по запаху. А вино из бочки у городских ворот, предлагаемое всем желающим по случаю Рождества, согревало не хуже костра, у которого присела Бронуин. Наемник покинул ее после завтрака, состоявшего из горячего хлеба и молока, принесенного Натаном. Вольф продолжил свой путь в Вестминстер, где, как уяснила себе Бронуин, находилась королевская резиденция. Он резонно заметил, прежде чем отправиться, что нелегко убить человека, местопребывание которого неизвестно.

Бронуин рассудила так: иметь наемника в качестве сообщника совсем неплохо, он не подвержен срывам, в то время как горе толкало ее на безрассудство. Потрясение, испытанное девушкой, сделало ее совсем другой, не похожей на ту мечтательную наивную Бронуин, что весной покинула Карадок. Самым жестоким желанием, которое могло тогда ее одолевать, было желание дать Дэвиду пощечину, а в еще более юные годы – стремление сразиться с ним, вооружившись легким мечом. Это было до того, как ее заставили вести себя соответственно званию будущей леди Карадок.

Бронуин невольно улыбнулась, думая о злой насмешке судьбы. Все эти годы мать так старалась сделать из нее леди, а теперь ей приходилось вести себя подобно мужчине – стать сыном, чтобы отомстить за смерть родителей. Может быть, выпитое вино было тому причиной, но все показалось ей вдруг таким странным. Леди Карадок! Черт побери, что за шутку сыграет судьба, если ей все же доведется стать леди Карадок! Одна-единственная слеза выкатилась из ее задумчивых глаз, и Бронуин была рада, что не может увидеть в зеркале свое лицо. Все-таки она не желала посрамить честь своих родителей.

Бронуин допила вино и вытерла губы рукавом. Толпа, двигавшаяся от Тауэра, привлекла ее внимание. Все новые зрелища и события были девушке интересны, и она двинулась к запруженной народом дороге, ведущей к Смитфилду, и скоро оказалась со всех сторон зажатой толпой. Стражники верхом на лошадях тащили за собой двоих преступников, привязанных за ноги. За измену королю несчастных должны были казнить, услышала она, но вызывало сомнение, проживут ли она после подобного обращения достаточно долго, чтобы успеть быть повешенными, чего все вокруг ждали с большим нетерпением, словно это могло стать невесть каким пышным зрелищем.

Первой мыслью Бронуин было – король взял назад свое слово и не принял согласие Ллевелина сдаться. Протолкавшись в передние ряды, она бросила взгляд на бедняг. Оба были светловолосыми, один небольшого роста и крепкого сложения, а другой выглядел таким истощенным, что его становилось жалко до слез. Оба были грязными, оборванными. Ветхая одежда цеплялась за мерзлую дорогу, в прорехах виднелось голое тело. Вряд ли эти двое ей знакомы, решила Бронуин и принялась выбираться из толпы.

Но, оказавшись в самой гуще, она была вынуждена двигаться вместе со всеми к Смитфидцу. Толпа остановилась перед большим эшафотом, которого Бронуин вчера не заметила. К ее удивлению разносчики пирогов и продавцы сладостей сновали в толпе, словно на базарной площади, призывая купить их товар. Запоздавшие зеваки расталкивали остальных локтями, отвоевывая себе местечко получше, чтобы не пропустить ни одной детали ужасного зрелища.

вернуться

6

Омела – традиционное украшение дома на Рождество.