– Но владение мечом необходимо влечет за собой кровопролитие, что не соответствует вашей чувствительной натуре.
– Кровь Ульрика Кентского – совсем другое дело, – возразила Бронуин, понимая, куда клонит ее самонадеянный наставник. – Где сейчас этот дьявол? В этой башне?
– В башне короля, куда не допускаются рыцари, не приближенные к его величеству.
– Вы рыцарь?
Вольф покачал головой.
– Я отношусь к числу друзей одного из приближенных к королю рыцарей.
– В Карадоке мы все спим в большом зале замка.
Ее родной дом казался таким убогим в сравнении с этим дворцом. Трудно было привыкнуть, что у кого-то могут быть отдельные комнаты.
– Думаю, Лондон вам покажется более привлекательным, чем ваши уэльские замки и деревни.
– Да, мне уже удалось убедиться в его «привлекательности», – нахмурилась Бронуин.
– Вы видели лишь небольшую часть жизни Лондона, милая, и, должен заметить, не самую хорошую. После того как вы отдохнете, я покажу вам много интересного.
– Вы хорошо знаете Лондон?
– Так же хорошо, как Флоренцию, Париж и Иерусалим, и…
– Сэр Вольф-Неведомо-Откуда! – воскликнула Бронуин.
Вольф расхохотался. Девушка пыталась сохранить самообладание и чопорную холодность знатной дамы, но не могла не присоединиться к шумному веселью Вольфа. Когда он смеялся не над нею, то его смех казался ей заразительным. Кроме того, следовало все-таки признать, что Лондон был самым интересным местом, в которое ей когда-либо довелось побывать, а она здесь, по сути дела, ничего не видела, кроме городских стен и реки.
– Я уже отдохнула! – объявила Бронуин, выскакивая из постели и уже сгорая от нетерпения.
Город ждал ее, и без того много времени было потеряно впустую.
Бронуин удивилась, что Вестминстер находился вне кольца стен, окружавших Тауэр. Это был дворец со своими дворами и парками, крепостными стенами, он величественно выглядел даже в неприглядную зимнюю пору. Все арки были украшены зелеными ветками по случаю Рождества. Лорды и леди в богатых одеждах прогуливались по дворцовым площадкам, где в ярких балаганах мимы и актеры давали представления, а певцы распевали баллады. Девушка высматривала актеров, с которыми ей пришлось проехать часть пути, но, скорее всего, они разместились в Тауэре, а не в Вестминстере.
В квартале под названием Стрэнд, тянувшемся вдоль реки, встречались и бедные дома, но преобладали богатые владения с огороженными садами и дворцами. Террасы, построенные скорее для удобства, чем для защиты, уступами спускались к реке, на которой всевозможные суда и лодки боролись с ветром и ледяным течением.
Бронуин пришла в восторг от барж, курсировавших вверх и вниз по реке с тем, чтобы забирать и высаживать людей в определенных местах, обустроенных вдоль илистых берегов. С бортов барж высовывались большие весла. Гребцы усердно работали веслами, направляя баржу против течения, и спокойно гребли, когда баржа скользила вниз по реке. Те, кто поднимались на баржу последними, теснились на верхней палубе, что, наверное, было б приятно, не будь столь ветреным день, но когда судно приставало к берегу у небольших пристаней, пассажиры торопливо спускались в освободившиеся теплые нижние помещения, чтобы согреться.
Привыкнув к влажной прохладе реки, Бронуин все же вздрагивала при взгляде на холодную воду. Ветер трепал ее локоны, обрамлявшие лицо, хотя она надвинула шляпу как можно глубже. Увидев Лондонский мост, Бронуин вскрикнула от восторга. В Уэльсе был мост, на котором могли разъехаться две повозки, Но по обеим сторонам Лондонского моста стояли дома!
– Подумать только, ведь можно удить рыбу из окна собственного дома! – удивилась девушка, ее ярко-голубые глаза загорелись от возбуждения. – А нам можно прогуляться по мосту?
Вольф снисходительно глянул на нее:
– Почему бы и нет? Кто знает, вдруг это ваш последний день на этом свете, и надо сделать его приятным.
Чтобы не портить настроение в этот чудесный день, Бронуин пропустила насмешку Вольфа мимо ушей. Пританцовывая, она устремилась вперед, заглядывая в окна лавок и останавливаясь на каждом шагу, чтобы посмотреть на уличных комедиантов и певцов, которых здесь было великое множество.
– Наверное, корабли со всего света прибыли сюда, чтобы удостовериться в поражении Ллевелина! – воскликнула Бронуин, рассматривая море мачт и свернутых парусов у Биллингсгейта. – Я уверена, здесь люди изо всех стран!
– Как насчет того, чтобы попробовать немецкого эля? Неподалеку, в Чипсайде, есть одна неплохая таверна. Мы видели в Лондоне все кроме рынка, не стоит что-либо упускать!
– Вы правы!
Преисполненная решимости все увидеть и все запомнить, Бронуин схватила своего дюжего спутника за руку и с готовностью двинулась в путь, но Вольф, сердито нахмурившись, вырвал свою руку.
– Черт побери, парень, ты совсем с ума сошел?
Сердце сжалось, но, заметив бесовские искорки в глазах Вольфа, она вздохнула с облегчением и рассмеялась.
– Извините, сэр, забыл! Виноват! Я угощаю в искупление вины.
Платить Бронуин собиралась деньгами Вольфа, но это было самое меньшее, что она могла сделать в благодарность за его внимание. С тех пор как Вольф узнал, кто она есть на самом деле, он часто становился задумчивым. За последние несколько часов Бронуин почти забыла о своем замысле мщения, который теперь намеревалась осуществить не в конюшне, когда король и его гости удалятся ночью на покой.
В Карадоке девушка привыкла принимать как должное знаки внимания со стороны поклонников, но любезность и забота Вольфа проявлялись совсем иначе. Хотя он и был простым наемником, в его глазах светилось что-то особенное, теплое, чудесное – свидетельство искренности чувств. Его участие казалось сердечным, как и мимолетное замечание о том, что она очень милая, даже если это говорилось, чтобы вогнать ее в краску. На лице Бронуин горел румянец – такой же яркий, как те знамена, что трепетали на ветру у великолепного Вестминстерского дворца и вдоль всей улицы.
Они свернули на Чипсайд, и перед Бронуин развернулась панорама лавок и палаток с товарами. Молодые люди прошлись по улице, вдыхая соблазнительные запахи и рассматривая прилавки. Вольф показал на ветку плюща, свисавшую с одного дома чуть ли не на всю улицу, что говорило о том, что в доме находится пивная. Бронуин протянула руку к кошельку, которым снабдил ее Вольф.
– Он исчез! – воскликнула она, обнаружив, что кошелька на поясе нет, выражение недоверия появилось на ее лице, морщинка прорезала лоб. – Меня обокрали!
– Ничего! Денег у меня хватит на двоих.
– Но кто-то обокрал меня!
– Такое случается. В Лондоне промышляют лучшие карманники мира. Ты можешь вспомнить, парень, когда в последний раз видел кошелек у себя на поясе?
Бронуин задумалась.
– Еще до полудня. Я покупала пирог, и кошелек был при мне.
– Право же, парень, его не только украли, но уже трижды истратили его содержимое! – Вольф сочувственно хлопнул ее по спине. – Нам потребуется море эля, чтобы залить горечь потери. В этом и будет состоять твое лечение! Кроме того, – добавил он, понизив голос, чтобы никто больше не услышал их разговора, – не подобает владелице Карадока иметь при себе всего лишь несколько пенсов.
– Не деньги важны, а сам факт: меня обокрали! – снова вспыхнула Бронуин, поднимая взор на своего высокого спутника, уже входившего в таверну.
Над дверью висела зеленая ветка с маленькими белыми ягодками. Собачья душа, это же омела! Бронуин отскочила, словно увидела привидение.
– Вольф, какой сегодня день?
– Три дня до Рождества. А теперь, Бога ради, входи и закрой дверь!
Бронуин покачала головой.
– Ноги моей не будет в том месте, где вот это висит над дверью.
Видя, что с ней не договоришься, Вольф снова вышел из таверны и закрыл за собой дверь, успокоив хозяев.
– Чем тебе не нравится омела?
– Нельзя вешать омелу до самого что ни на есть кануна Рождества. На сегодня с меня хватит несчастий!