Глаза Бронуин расширились от изумления.
– Тетя Агнес, но почему ты никому ничего не сказала раньше?
Бронуин заслужила от тетки такой же взгляд, каким удостаивают маленьких несмышленых детей, когда те задают глупые вопросы.
– Я сказала! Я все рассказала Бланкарду!
– А нам? – нетерпеливо приставала к ней Бронуин.
– Никто, кроме тебя, девочка, не стал бы меня слушать. Никто меня и на самом деле не слушал, кроме тебя, – глаза Агнес озорно сверкнули, когда она перевела взгляд с Жиля на Ульрика. – Никогда раньше двое мужчин не сражались из-за меня, тем более, в то время как третий бросался мне на помощь. Об этом такая старая дева, как я, могла только мечтать!
Бронуин глянула на смущенно покрасневшего Ульрика. Если и есть что-то предсказуемое в тете Агнес, так это лишь то, что она непредсказуема.
– Это и была главная причина, миледи, по которой вы молчали? – спросил верховный лорд, скорее озадаченно, чем рассерженно.
– Нет, – Агнес обратилась к лорду Жилю. – Еще мне хотелось сбить немного спесь с одного англичанина. Плохо придется тому, кто встанет на пути у ворона, Жиль Мерионвитский, а на пути у седьмого сына, тем более!
На лице лорда Жиля отразилось множество всяческих чувств, когда мягко подталкиваемый женой, он приблизился к Агнес и поднес к губам ее руку. Однако галантность не могла скрыть его уязвленную гордость.
– Примите, леди Агнес, мои нижайшие извинения за ложные обвинения… а также вы, милорд, – обратился он кУльрику. – Поистине, сердце у меня не лежало к этому поединку.
Ульрик с чистым сердцем хлопнул приятеля по плечу.
– Я хорошо понимал это, друг. Не будем больше об этом!
– Этим чужакам-англичанам нужно многому поучиться у нас, уэльсцев, девочка, но, думаю, у них найдется для этого Богом данный им разум.
– Смотри-ка, Жиль, мы с тобой, оказывается, еще не совсем потерянные люди!
Бронуин не поддалась желанию рассмеяться из боязни обидеть гостя, но когда Ульрик от души расхохотался, все присоединились к нему. И то ли остроумие Агнес и лорда Карадока было тому виной, то ли потребность расслабиться после напряжения, в котором все они жили последнее время, Бронуин наверняка не знала, но что она знала определенно, так это, как хорошо смеяться снова всем вместе.
– А теперь… вот что! – объявила Агнес, когда все уже расходились, оживленно обсуждая события. – У меня есть бальзам для вашего плеча, милорд. Он поможет вам снять напряжение в мускулах. И твою царапину на боку тоже нужно промыть и помазать мазью, девочка. Бланкард, будьте так добры, посмотрите, как Гарольд управляется в зале с подготовкой к вечерней трапезе. А мы все пойдем к себе, достаточно холодно на ветру, по крайней мере, для моих больных косточек, и это уж совсем непомерное испытание для старой женщины.
Медленной поступью Агнес, удостоенная всяческих почестей, шествовала, как королева, во главе своей свиты, когда направлялась в замок. Ульрик уважительно держался позади под руку с Бронуин.
– Знаешь, чем больше я узнаю твою тетку, тем больше, она мне нравится, – признался он рокочущим шепотом, предназначенным только для ушей жены. – Как ты думаешь, она сможет развлекать гостей вместо нас, позволив нам отдохнуть в постели?
– Я уверена, сможет, милорд, но едва ли подобает нам оставлять гостей. Мы и так, наверное, показались им не слишком гостеприимными со всеми нашими бедами, и…
Бронуин замолчала, потому что Ульрик вдруг покачнулся, и она поспешно протянула руки, чтобы поддержать его.
– Милорд! Стражники!
Воины Ульрика незамедлительно оказались рядом и поддержали рыцаря под руки.
– Немедленно сопроводите лорда в его комнату, – приказала Бронуин, снова охваченная тревогой.
Боже мой, большего ей уже не выдержать! Иначе стражникам придется и ее нести на руках! Ульрик ранен, измучен до невозможности. И он еще предлагал… Нужно настоять, чтобы он остался в постели на некоторое время, но совсем не по той причине, что мелькнула у него в голове, решила Бронуин, забыв о своей усталости и преисполнившись заботы о муже.
Она проследовала за стражниками в комнату лорда и проследила, чтобы мужа осторожно опустили на кровать. Когда слуги заканчивали снимать с лорда сапоги, леггинсы и ремень, вошла Агнес и поставила на стол кувшинчик с бальзамом и баночку с мазью.
– Это для плеча, – сказала она Бронуин, показывая на кувшинчик. – А вот повязки. Мазь же для твоей царапины на боку.
– А разве ты не поможешь мне?
– Конечно, дорогая. Я присмотрю за ужином и развлеку гостей.
– Но…
– Да в том нет ничего сложного! Ты управишься сама. И запомни, нет ничего такого, чтобы не излечили нежная забота и покой, – уверила племянницу тетка, направляясь к двери. – Ухаживай за мужем, Бронуин Карадокская! Позаботься о руке, укротившей тебя.
Укротившей ее? Агнес закрыла за собой дверь, прежде чем Бронуин успела потребовать разъяснения этого странного замечания. Была ли она на самом деле укрощена мужем, думала молодая жена, оборачиваясь к супругу, лежавшему с закрытыми глазами. Воспоминания о первом дне их приезда в Карадок, когда Ульрик пригрозил приручить ее, пришли на память. Бронуин приблизилась к кровати. Нет, он не укротил ее, нет! Он покорил своей любовью… и она полюбила его в ответ.
Бронуин присела на край кровати и убрала непослушный локон со щеки.
– Я люблю вас, милорд, люблю всем сердцем.
Когда она наклонилась поцеловать его, Ульрик открыл глаза. В светло-карих глазах горел теплый свет, всегда появлявшийся, когда возникало между ними неизъяснимое волнение. И вдруг руки Ульрика, притянув, обвились вокруг ее стана. Их губы встретились, его жадный рот требовательно поглощал ее нежную ласку. Бронуин закрыла глаза и пребывала в сладостном согласии со своим сердцем, пока, открыв глаза, не увидела, что муж смотрит на нее с улыбкой, полностью раскрывающей коварный замысел – а слабость-то его была притворной!
– Милорд, подобный обман совершенно не к лицу человеку, занимающему столь высокое положение, – укоризненно заметила Бронуин, на самом деле считая невозможным искать серьезную провинность в невинном озорстве. – Мы думали, вы лишились чувств!
– Я лишился чувств, прекрасная дочь ворона, – ответил Ульрик, обводя кончиком языка, контуры ее губ, словно пробуя первое блюдо роскошного пиршества, которое только лишь раздразнит его аппетит. – Лишился чувств от голода… по тебе!
Сладостная волна захлестнула ее после первого поцелуя, но все же Бронуин нашла в себе достаточно решимости, чтобы спросить:
– А как же ваше плечо, милорд?
– О, оно не так сильно болит, как то, что воспламеняется при одной только мысли о тебе, лежащей в моей постели.
«Ты давно сдалась и покорилась, – шепнул ей внутренний голос, – и бесстыдным образом рада этому!»
– Так, значит, ты полагаешь, что укротил меня, Ульрик Карадокский? – игриво поддразнила она мужа, предвкушая, что вскоре должно последовать.
– Только для того, чтобы ты выполняла любое мое желание, дорогая, по своему собственному велению, не меньше!
– По моему собственному велению? – удивленно подняла бровь Бронуин.
Волчий огонек зажегся в глазах Ульрика.
– Да, миледи. Разве ты не сказала мне однажды, что «плохо придется тому, кто встанет на пути у ворона»? А ведь ты его дочь!
Бронуин провела рукой по его растянутым в улыбке губам, не подозревая, что и в ее глазах зажигаются мерцающие огоньки. Ульрик – первый светловолосый ворон Карадока, но во всех отношениях столь же достойный этого титула, как и она. Он сражался за нее и за Карадок и победил не только своей воинской доблестью, но и любовью.
Ворон… ее ворон. Бронуин глубоко вздохнула, навеки сдаваясь в плен и признавая поражение, ибо кто она такая, чтобы бросать вызов девизу, начертанному на гербе ее предков?
– Тогда пусть ворон летит, милорд, потому что жена уже ждет его с нетерпением.