Отец Жюльена усвоил себе позу равнодушного отношения ко всем вещам, и постепенно эта поза сделалась главной чертой его характера. Даже теперь, когда Жюльену случалось выиграть какое-нибудь крупное дело, он только вскользь говорил ему, идя после обеда в свой клуб:
– Интересный выпал денек для тебя, а?
И Жюльен отвечал равнодушно, соблюдая правила этой игры:
– О да, вполне!..
В душе же Доминик де Гиз с восторгом думал: «Черт возьми, ведь мальчик-то победил всех их!.. В таком деле! Он молодец!..»
Однако он никогда не позволил бы себе высказать громко такие чувства, разве только если бы напился, что с ним еще никогда не случалось в жизни.
А Жюльен хлопал старого слугу Рамона по его сгорбленной спине и сообщал ему великую новость о выигранном им крупном судебном деле, и Рамон, поступивший на службу в дом его отца еще до рождения Жюльена, разражался радостным, веселым смехом.
Рамон был доволен. Теперь у него был под командой мальчик, и домоправитель занимал положение рядом с ним. Пища была превосходная, и все было в порядке.
– Вы тоже должны были бы окружить себя большим блеском, молодой барин, – говорил он Жюльену.
– А посмотри-ка на мои новые платья! Разве в них не заключается слава для тебя? – поддразнивал его Жюльен.
– Платья только тогда приносят пользу, если они надеваются со специальной целью, – возражал Рамон с ударением, – и для кого-нибудь.
Для Рамона было наслаждением помогать одеваться своему молодому господину, надевать на него подбитый атласом сюртук, белоснежную манишку, галстук и блестящие патентованные ботинки.
– Ах! – восклицал он. – Вы умеете носить костюмы…
Это даже не было лестью. Всякий костюм, надетый Жюльеном, приобретал особенный шик.
– Я становлюсь щеголем. Неужели ты хочешь этого? – с негодованием говорил Жюльен, тактично отодвигая брильянтин, пахнущий фиалками, который был последним приобретением для его туалетного стола.
Странным образом теперь, возвращаясь домой из оперы, он вдруг вспомнил о словах старика Рамона, что надо носить новые платья «для кого-нибудь».
Но два года тому назад его «смокинг» (как упорно называл Рамон его парадный жакет) уже начал лосниться, белоснежное полотняное белье было большой роскошью, а о патентованных кожаных ботинках невозможно было и думать. В опере он сидел на дешевых местах и, прежде чем увидел Сару, испытал досадное чувство, услышав, как кто-то сказал поблизости, что идет сильный дождь. Он знал, что ботинки его пропускают воду, и постоянно боялся простуды, связанной, может быть, с потерей голоса. Но он увидел Сару, и все эти мелочи жизни сразу исчезли…
Ничего нет особенно удивительного в том, если мужчина, увидев женщину в каком-нибудь публичном месте, вдруг почувствует сильнейшее желание познакомиться с ней.
Красота пробуждает интерес повсюду. История полна примеров любви, вспыхнувшей с первого взгляда и сгубившей потом влюбленных. Едва ли существуют такие мужчины или женщины, даже среди заурядных людей, которые хотя бы на один момент в своей жизни не испытывали порой страстного желания познакомиться с женщиной или мужчиной, которую или которого они только что увидели, почувствовал какую-то тайную симпатию между ними и собой. Но проходит этот момент, и обыденность снова вступает в свои права.
Так было с Жюльеном. Он увидел Сару, и его прихотливым взорам она показалась совершенством, так как отвечала всем его требованиям, предъявляемым женской красоте. И он знал, что будь он богатым, то непременно сказал бы себе: «Вот женщина, которую я хотел бы иметь своей женой».
Он отправился в фойе, чтобы увидеть еще раз Сару и услышать ее голос, и нашел, что у нее голос именно такой, чистый и приятный, какой должен быть у такой красавицы.
От Адриена он узнал, что она замужем. О ее муже, Котироне Дезанже, он, конечно, слышал. Весь Париж говорил о нем и во всех других городах Европы, где были скачки.
Жюльен полагал, что в жилах Дезанжа была примесь семитской крови, и он думал, как подумали бы и другие мужчины, что Сара вышла замуж за Котирона по весьма понятным причинам. Странным образом он долго ничего не слыхал о болезни Котирона, а когда услыхал, то это пробудило в нем смешанные чувства, но главным образом симпатию к Саре.