Уважал меня.
На заднем дворе по огромной ухоженной территории носились две гончие, я свистнул, подзывая псов к себе, и потрепал их по мягкой теплой холке.
— Разбалуешь моих собак, — покачал головой Гараев, — совсем от рук отобьются.
— Отобьешся у тебя, — хмыкнул я, губернатор улыбнулся. Лесть он любил. — Чего позвал?
— А просто так уже не ходят по гостям? — деланно улыбнулся он, — не модно?
— По гостям-то может просто так и ходят, а к губернатору только по делам.
Гараев открыл крышку гриля, щипцами положил на решетку три больших куска мяса. Зашкворчал жир, капающий на раскаленные угли, гончие закрутились вокруг беседки, поскуливая, но внутрь заступать боялись.
Гараев шикнул на них, и они замерли послушно, глядя на хозяина по-собачьи преданными глазами.
Запахло жареным мясом. Я подхватил с накрытого стола свежий огурец, хрустнул, глядя на широкую спину губернатора. Он с ответом не торопился, да и я не спешил. Раз позвал первым, значит, ему нужнее, вот и посмотрим, что старому змею от меня понадобилось.
Минут через пять к нам вышла жена губернатора, Людмила. Она была младше его лет на десять, но благодаря косметологам выглядела не старше тридцати пяти.
— Здравствуй, Давид, — улыбнулась, не снимая солнцезащитных очков, но близко подходить не стала.
— Здравствуй, — кивнул я, поднимаясь и опираясь на поручень беседки, — присоединишься к нам?
— Не люблю лезть в разговоры больших мальчиков, — покачала она головой, — я только поприветствовать тебя вышла.
Мы перебросились парой слов, после чего жена Гараева ушла. А я успел заметить хорошо замазанный синяк на скуле, но только потому, что знал, что нужно искать.
— Ну, давай за стол, будем пробу снимать, — Гарай положил тяжёлое блюдо со стойками на середину стола, — будешь коньячок?
— Хозяин не пьет — гость не пьет, — покачал я головой, — а вот с мяса пробу сниму.
Мы сели за стол, жевали молча. Мясо и вправду получилось хорошим, с тонкими прожилками, в меру прожаренное. Я смотрел, как Гараев с особым удовольствием режет свой кусок, пуская на тарелку розовый сок, а потом макая в него кусок хлеба.
— Девочка твоя мне понравилась, — сказал он отодвигая, наконец, пустую тарелку. — Одолжишь?.
— Нет, — дожевывая, мотнул головой, — не одолжу.
Тонкие губы губернатора расплылись в неприятной улыбке:
— Вот как?
Мы друг на друга смотрим, его взгляд тяжёлый, изучающий. Ждёт ответа моего, не просто, чтобы понять да-нет, изучает, насколько ценна она мне.
Я один, всегда один, ни родни, ни близких, чтобы зацепиться. И в опере с бабами ни разу не гулял, не привлекал внимания.
А этот упырь ее разглядел.
— Я и сам не наигрался ещё, — пожал плечами. Вспомнил фото Славки с пацаном. Вспомнил ее вчерашнюю, стоявшую передо мной на коленях, такую упоительно— желанную. Ни под кого Славку подкладывать я не собирался. Тем более под таких извращенцев как губернатор. Слишком жёстко он любит, то, что с женой своей творил, это ещё цветочки. И как девчонок он называл, что к нему попали, я прекрасно знал. Мясом.
— Жаль. Ну ладно, ты мясо кушай, кушай, — кивнул он, — мясо я люблю.
— Я в курсе, — ответил ему холодно, — спасибо, наелся.
Глава 7
Мирослава
Телефон зазвонил утром. Я вскочила в постели моментально, первая мысль — Виктор. Вдруг с Сережкой случилось что-то? Но номер был незнакомым, кольнула тревога, незнакомых номеров я издавна опасаюсь, но в моей ситуации не взять трубку может быть фатальной ошибкой.
— Да? — спросила я, контролируя голос.
— Доброе утро, Славка, — сказал Давид.
В его голосе улыбка, и я поневоле улыбаюсь в ответ, пусть и не видит никто.
— Соскучился?
Вопрос в шутку. Но все равно волнуюсь. Всё эти годы я мечтала, чтобы скучал по мне. Чтобы херово ему было, ломало, а вечерами, как я, лежал, в потолок смотрел, думал о том, кто сейчас может быть в моей постели. Что однажды не выдержит и приедет. Но…семь лет прошло, я устала мечтать.
— Ага, — легко согласился Давид. — Собирайся быстро, я тебе показать что-то хочу.
— Что надеть? — деловито поинтересовалась я.
— Джинсы, душа моя.
Для него все это не всерьез, он играет людьми, в людей играет. Ему нравится проявлять ко мне нежность, а меня снова несколько лет ломать будет от тоски и воспоминаний. Если, конечно, выберусь из этой передряги живой…