Я убрала с лица прилипшие волосы и целиком погрузилась в остывшую воду, гоня наваждение прочь. Сон, что тина в болоте, не желал отпускать. Бархатистый голос будто все еще шептал на ухо, соблазняя, как сладкий шербет: «Айри-и-н…»
— Все, хватит! — резко выкрикнула я, избавляясь от искушающих чар.
Даже холодная ванна не помогала выкинуть запретные думы из головы. Оперевшись о бортик, опустила ноги на холодный камень. Вода с тела стекала на пол. Перекинув за плечи капающие волосы, взяла полотенце и вытерлась. Сердце в груди все еще колотилось как бешеное, будто это не я читаю чужие мысли, а мои — могут прочитать.
В комнате лежало оставленное служанкой платье. Не сдержавшись, я усмехнулась. Все-таки близкое знакомство с советником и дорогое украшение на голове побудило Ксану не рисковать, подбирая наряд странной незнакомке в мужской одежде. Едва ли он годился для важного приема, но все же не мог превратить меня в белую ворону среди знати. Я провела рукой по золотистому лифу, плавно переходящему в юбку спокойного кофейного цвета. Мягкая ткань, приятная и чуть прохладная на ощупь, скользила под пальцами, нежно лаская кожу. Приведя себя в порядок, я поспешила в восточное крыло, где совсем скоро обещал появиться отец.
Мне не хотелось встречаться с ним на публике. Мы так долго не виделись, и я боялась заглянуть ему в глаза. Почему он никогда не рассказывал мне, что его фамилия — Фалькс?
Ведь мы были близки… Читали одни те же книги, которые с трудом находили в нашем захолустье, а потом с жаром обсуждали. Казалось, совсем недавно отец принес домой слепого котенка и мы вместе его выхаживали. А теперь? Ни Рыжего, ни доброго папы…
«Кто она?» — звучало в головах у жадно разглядывающих меня придворных. Я не обращала внимания на заинтересованные взгляды и прятала дрожащие руки в складках платья.
Как вдруг… сердце рухнуло. Папа.
Царь остолбенел, покидая кабинет для переговоров. Ноги сами повели меня вперед. Больше всего я желала немедленно его обнять. Надежда гнала меня вперед и будто щекотала ноги, заставляя подойти ближе.
«Айрин… Доченька!»
Я бросилась к нему навстречу, обезумев от нахлынувших чувств. Между нами осталось всего несколько шагов, когда кто-то грубо схватил мой локоть и дернул в сторону. Я подняла голову и захлебнулась в ярости зеленых глаз. Застигнутая врасплох, растерянно заморгала. Почему меня остановили?
— Только попробуй дернуться, — с угрозой в голосе прошипел Дамиан Грасаль.
Свободной рукой стерла с ресниц выступившие слезы. С болью и обидой посмотрела на отца. Ну сделай же что-нибудь!
Давай! Ну же!..
Царь отвел виноватый взгляд и, не оглядываясь, пошел в противоположную сторону. Его советник надавил мне на плечо, заставляя согнуться в смиренном реверансе. Только когда его величество покинул коридор, Грасаль дал мне выпрямиться. Сожаление отца все еще витало вокруг легким флером, оставляя неприятный осадок в душе. Я опустила руки.
— Что вы себе позволяете?! — вырвалась я и, не сдержавшись, всхлипнула.
Спокойствие князя окатило ледяной водой. По губам, сжатым в тонкую линию, сразу становилось понятно, что ничего хорошего ждать не следует.
— Я в своем праве, а вот ты, фиалка, забылась. Он царь. Нельзя позволять так своевольно вести себя на публике.
— Может, я и не царевна, но все-таки его дочь.
— Будь ты царевной, умела бы держать себя в руках.
— Ненавижу вас!
— Знаю, — хмыкнул Грасаль, позволяя огоньку злого веселья промелькнуть в глазах, — я и не собирался с тобой подружиться.
На секунду прикрыла глаза, пряча раздражение. По щекам все еще лились горячие слезы, как я ни желала обратного. Не хотелось раскрывать душу перед князем, но пока он читал меня как раскрытую книгу. Не нуждаясь в помощи каких-либо артефактов, Грасаль точно знал, что у меня на душе. Его присутствие рядом вызывало кислый привкус омерзения во рту.
— Приведи себя в порядок. Вечером тебе доставят вещи.
Я мрачно кивнула, отрешенно размышляя, стерли ли с сундука кровь. После учебы у лекаря перестала бояться смерти. Как бы цинично это ни звучало, но никому не под силу ее избежать. Все равны перед Жнецом, сколько злата на себя ни оденут.
— Пошли.
— Боитесь выпустить из виду?
— Одни в состоянии позаботиться о себе, другие — нет. Помнишь, я говорил о фиалке?