— Получишь, — предупреждающе произнес брюнет, поправляя воротник своей куртки.
— А я не боюсь, — показала ему язык Клэри.
Весь страх и правда исчез из души девушки еще во время их разговоров в кафе. Алекофобия казалась рыжей сейчас такой глупостью, что она сама себе не верила. Ну как можно бояться такого чуда с яркими голубыми глазами и доброй улыбкой? Он же весь светится добротой и пониманием.
— Сначала весь день нагоняла на меня панику, заставляла чувствовать чудовищем, — начал возмущаться Алек, — а теперь не боишься?
— Лайтвуд, не бузи, — щелкнула мужа по носу Клэри.
Настроение у девушки было восхитительным. Они уже давно шли куда-то по заснеженной освещенной только фонарями улице Нью-Йорка.
Несмотря на довольно снежную и морозную погоду, парк был полон молодежи. Все шумели, веселились, пили и ели прямо на ходу. Клэри, увидев, куда они пришли, невольно закрыла рот руками. Она так давно не была в подобном месте… Точнее, никогда. Аликанте не был предусмотрен для развлечений, поэтому все, чем там можно было довольствоваться, это несколько кафе и ресторанов да каток, куда сходить у девушки просто не было времени. Увидев сейчас разноцветные огни, которыми в темноте зимнего вечера переливались аттракционы, рыжая невольно заулыбалась.
— Пойдем, — раздался над головой голос Алека. — Я купил билеты.
— Куда? — оторопела Клэри.
— А на все, — подмигнул ей Лайтвуд и, схватив её за руку, увлек в самую середину парка.
Началось веселье. Ребята побывали на всех аттракционах, смеялись, кричали и визжали. Когда дело дошло до последнего — колеса обозрения, — оба спокойно выдохнули и наслаждались открывшимся с высоты видом на ночной Нью-Йорк.
— Вообще, по ночам этот парк не работает, — вдруг заговорил Алек, — зимой его вообще закрывают. Но в честь новогодних каникул в связи с переполнением города детьми его открыли на неделю. Так каждый год делают. Я никогда до этого здесь не был. Не находил времени, да и не хотел особо. Но сегодня…
Лайтвуд замолчал. Клэри посмотрела на него в ожидании продолжения и замерла.
Алек сидел, полуобернувшись лицом к мерцающему городу, и, подперев рукой голову, задумчиво смотрел куда-то вдаль. Валившийся с неба снег оседал фантастической красоты снежинками на непокорно взъерошенных волосах брюнета. Лицо парня сейчас было словно высечено из мрамора, он был бледен, но так прекрасно бледен, что Клэри не могла отвести взгляд от него. Распахнутые ярко-голубые глаза Алека, его длинные пушистые ресницы, на которых то и дело задерживались снежинки, высокие точёные скулы, пухлые губы, — все это ввело рыжую в какой-то транс. Задумчивая улыбка застыла на его устах, он, казалось, на какое-то время выпал из реальности. И Клэри вместе с ним.
Если бы существовала такая религия, чтобы можно было любоваться этим парнем бесконечно, миссис Лайтвуд присоединилась бы, не задумываясь ни на секунду. Почему она раньше не замечала, что он так красив? Почему раньше не видела блеска этих глаз?
Алек не замечал ничего вокруг, так глубоко он погрузился в собственные мысли. Парень все никак не мог понять, почему сейчас ему так спокойно. Ему никогда не было так хорошо просто от осознания того, что рядом сидит другой человек. Даже с Магнусом, которого Алек считал своей самой большой любовью, внутри все равно роились мысли: о том, что когда-то им придется расстаться, что они разного происхождения, что им не победить бессмертие Бейна. С Клаусом Лайтвуд все время думал о том, что он им пользуется, чтобы забыть, как несправедлива жизнь. Но рядом с Клэри…
Алек не понимал. Просто не мог понять.
В задумчивом молчании ребята покинули кабину колеса обозрения и вышли из парка. На город опустилась настоящая ночь.
— Слушай, — решил прояснить вопрос парень, — кто мы друг для друга?
Голос Алека вырвал Клэри из омута мыслей. Осознав его вопрос, она пожала плечами.
— Не знаю. Друзья?
— Пусть будет так, — согласно кивнул Лайтвуд. — А то я все разобраться не могу.
Его супруга кивнула и снова было погрузилась в свои размышления, как вдруг Алек схватил её за руку и опять потащил куда-то. Они почти дошли до Института, но Лайтвуд свернул во двор какого-то жилого дома.
— Садись, — оповестил он, стряхнув снег с качели.
Клэри, пожав плечами, устроилась на твердом сиденьи. Ощущение детства вернулось, девушка заулыбалась. Алек, стоя сбоку, помог ей немного раскачаться.
— Я не хочу, чтобы из-за меня, из-за нашего брака ты прощалась с тем, что было так дорого до этого, — произнес он. — Каждый человек заслуживает немного детства в своей жизни. Это самое волшебное время, когда нет никаких забот и волнений, когда можно жить для себя. Я попытался сегодня успокоить тебя, опровергнуть твои мысли о моей личности. Попытался вернуть тебя в детство.
— У тебя получилось, — улыбнулась Клэри. — И я благодарна тебе за это.
Алек робко улыбнулся в ответ.
В Институт они зашли уже после полуночи. Поздоровавшись с дежурными охотниками, ребята поднялись на второй этаж. Алек, как истинный джентльмен, проводил Клэри прямо до двери комнаты. Оба замерли в нерешительности. Слишком хорошо им было сегодня, вдвоем, без кого-либо лишнего.
— Почему мы с тобой в Аликанте так не гуляем? — вдруг тихо спросила Клэри, поднимая голову и заглядывая в невозможные глаза Алека, которые сейчас, в полутьме коридора, загадочно блестели.
— Не знаю, — пожал плечами парень. — Ещё не поздно все исправить. Нам завтра утром отбывать.
— Куда?
— Домой, — отозвался Лайтвуд.
А потом задумался.
Как давно он стал называть домом особняк в Аликанте? Всю свою жизнь Алек прожил в Институте Нью-Йорка, более двадцати лет. Здесь он познакомился с Джейсом, впервые подошёл к Магнусу. Здесь живут его самые родные люди. Но в Аликанте… Там все по-другому, словно другая сторона жизни Алека. Там работа, коллеги, собственный дом. Там она.
— Ну да, каникулы закончились, — грустно улыбнулась Клэри, отвлекая Лайтвуда от размышлений. — Ну ничего, дома тоже хорошо.
Алек кивнул, все ещё не в силах избавиться от мысли, что что-то в его жизни опять изменилось. Опять все идёт не так, как нужно.
Вдруг Клэри поднялась на цыпочки и едва ощутимо коснулась губами щеки своего мужа.
— Спасибо за вечер, — пробормотала она, зарумянившись от смущения, и быстро скрылась за дверью своей комнаты.
Девушка швырнула полушубок на кровать и даже не стала включать свет в комнате. Стянула с себя платье, переодевшись в лёгкую пижаму. Стоя перед зеркалом в ванной, упираясь руками в раковину, Клэри смотрела в глаза своему отражению.
— Что же ты творишь, дура? — шептала она сама себе. — Зачем? Ты ведь прекрасно знаешь, кто он. Зачем лишний раз терзать свое сердце?
Клэри устало закрыла глаза и потрясла головой. Пора это прекращать. Сначала новогодняя ночь, теперь ещё это… Между ними никогда и ничего не может быть, хоть зацелуй ты Лайтвуда. Против природы не попрешь.
Алек влетел в свою комнату и оглушительно хлопнул дверью. Парень швырнул куртку на вешалку, стянул с себя рубашку. Вцепившись руками в волосы, он едва не выл. Алек ненавидел себя. Терпеть не мог. Если бы он мог умереть, не причинив никому боли, он бы убил себя.
Ненависть сжирала душу парня, он метался по комнате, как раненый зверь. Застыв около подоконника, Алек схватился за него руками. Почувствовав на голом торсе холод, исходящий от окна, Лайтвуд даже не поежился.
Ему уже надоело чувствовать себя неправильным. Всё не так.
Его природа противоречит сама себе. Полгода назад Алек чувствовал себя счастливым в объятиях Магнуса, а сейчас сходит с ума от прикосновений этой рыжей бестии. Его маленькой рыжей бестии…
Грохнув кулаками по пластиковому подоконнику, парень упёрся лбом в стену и тяжело задышал. Так нельзя. Это неправильно. Он не может быть с ней, потому что он, мать твою, гей. По мальчикам. Заднеприводный.
Но бешено заходящееся сердце не хотело в это верить. Стоило брюнету подумать о Клэри, о едва ощутимом поцелуе в щеку, руки начинали мелко дрожать. А у Александра Лайтвуда никогда не дрожали руки.