Это был особенный момент для обоих. Алек, заглянув в тёмно-зеленые от эмоций глаза супруги, уже не смог повернуть назад. Парень понял, что все это время не давало ему умереть, почему он не смог в ванной комнате вонзить клинок серафимов себе в сердце. Только эта девочка держит его здесь, держит крепко и отпускать не собирается. Ему не было противно её прикосновение, он даже не подумал о том, чтобы дернуться или отстраниться, когда Клэри осторожно села на кровати.
Лица Лайтвудов были в паре сантиметров друг от друга, ребята буквально дышали одним воздухом. Что-то менялось внутри каждого, перестраивалось, полностью преобразовывалось. Алек чувствовал, как в самой глубине, в закрытом им самим на замок сердце просыпается любовь. Не такая, как раньше, не ослепляющая, как с Саймоном, не корыстная, как с Клаусом, и не робкая, как с Магнусом. Чистые и искренние чувства, зарождающиеся на пепелище сожженной к чертям души, позволили Алеку вдохнуть, посмотреть в глаза Клэри по-новому, со смыслом и без страха.
Им обоим было страшно. Обоих пугало то, что творилось внутри и отражалось в самой глубине зрачков. Они не знали, что с этим делать, правильно ли это, возможно ли вообще.
И когда смотреть друг другу в глаза было уже просто невозможно, когда от внутреннего напряжения Лайтвуды едва ли не сходили с ума, из-под кровати вылез сонный Чудик и забрался на руки Алеку. Парень, облегченно выдохнув, хохотнул, поглаживая пса, а Клэри лишь смущённо отвела взгляд.
Она не знала, что это было и чем бы закончилось, но одно было очевидно точно: ей удалось хотя бы на какую-то часть вытащить Алека из бездны самобичевания и страдания.
Первый шаг сделан, но работы ещё очень много. Она справится. Они справятся. Вместе.
========== Реабилитация ==========
— Алек, иди кушать, — раздался голос Клэри с первого этажа, и парень, сидящий за рабочим столом в своей комнате, отложил бумаги и спустился на кухню.
Глазам брюнета предстала пританцовывающая около кухонного стола жена. В коротких домашних шортах и летней майке-борцовке она со своими огненными волосами буквально освещала эту комнату, дом, да и всю жизнь Алека. Парень так и не научился скромно опускать глаза, поэтому сейчас не сводил с супруги откровенно интересующегося взгляда.
— Ешь давай, — потрепала его по черным волосам Клэри.
Алек, усмехнувшись, взялся за вилку.
Прошло уже два месяца с того ограбления, когда Лайтвуд лишил глаза одного из сыновей уважаемого в Аликанте охотника. Судебного разбирательства не было, поскольку Алеку ещё на допросе удалось доказать агентам Конклава, что действовал в состоянии аффекта. Шутка что ли, нападать на его жену. Естественно, Клэри подтвердила, что супруг был в бешенстве, и дело замяли.
Лайтвуду становилось легче. Парень понял, что кому-то нужен в этом мире, что ему есть, ради кого жить. Зеленые глаза, каждое утро так заботливо осматривающие его, сонного и лохматого, на кухне за завтраком, с каждым днем все больше и больше заставляли Алека сомневаться в том, что он гей. Он чувствовал что-то к девушке, к девушке, мать твою, и это сводило брюнета с ума.
В его голове больше не возникало мыслей об отношениях с мужчинами, а уж тем более о сексе. Если к прикосновениям Клэри Алек привык, пусть не сразу, но привык, и то до сих пор иногда чувствовал неприязнь, то от других людей он реально чуть не отпрыгивал.
Приходя вечерами с работы, парень сначала яростно отмывался под душем, а потом, на кухне, задыхаясь от негодования, рассказывал супруге, кто и зачем его сегодня касался. Правда, окруженный заботой Клэри, Алек быстро успокаивался и, уже спокойно жуя пирожок или булочку к чаю, тихо бубнил себе под нос о том, как он ненавидит людей.
Клэри была настоящим героем в глазах Лайтвуда. Она терпела все его приступы бешенства, выслушивала все то, что он вываливал на нее вечерами, она помогала ему, давала советы и успокаивала.
А еще она его любила. Каждое утро смотря на сонную мордашку мужа, Клэри улыбалась своим мыслям. Она сразу поняла, что влюбилась, но у этой влюбленности был какой-то особый оттенок искренности и правильности. Не было сомнений, угрызений совести и отстраненных мыслей, как было до этого со Стефаном и Саймоном-Клаусом. Клэри прекрасно осознавала, что Алек может не ответить на её чувства, может через какое-то время оправиться от психологического потрясения и вновь начать строить отношения с мужчинами. Но девушка знала, что, несмотря на это, она будет его любить. Алек казался Клэри таким родным, таким привычным в своих домашних трико и рваной футболке, что рыжая уже просто не представляла, как можно жить по-другому, как можно не любить его.
А Алек, несмотря на проблемы в общении с обществом, которые казались уже не такими важными, буквально сходил с ума от того, что он чувствовал к Клэри. Парень искренне не понимал сам себя, своего поведения, ведь когда он был с ней рядом, то начинал вести себя совершенно по-другому. Она влияла на него так убийственно, так кардинально меняла, что брюнет терялся в собственных мыслях и теле, неосознанно касаясь Клэри, приобнимая её или перебирая крепкими пальцами её рыжие локоны.
Они проводили вместе все больше и больше времени. Им самим было удивительно то, что они прожили почти полгода вместе и так не узнали друг друга. Желая исправить это, сократить расстояние между ними, Клэри подбила Алека на такое времяпрепровождение, как ежевечерний просмотр какого-нибудь фильма. Оказалось, Лайтвуд совершенно не был знаком с современным кинематографом. Парень, пожимая плечами, объяснял это тем, что в Нью-Йоркском Институте ему было элементарно некогда заниматься такими глупостями.
Именно тогда, расположившись вдвоем на большом диване в гостиной перед плазмой, закусывая каким-нибудь попкорном или фруктами, супруги Лайтвуд начали заново привыкать друг к другу. Клэри осторожно клала свою голову на колени Алеку, в то время как тот, закусив губу, привыкал и приучался к тому, что прикосновения — это нормально. Спустя время он смог справиться с внутренним отвращением и лишь улыбался, когда супруга, устав долго лежать на диване в одной позе, устраивалась у него под боком, положив голову на плечо или на колени Алеку, если тот сидел. Лайтвуд не замечал, как, увлекшись действительно интересным фильмом, начинал перебирать волосы Клэри, пропускать их через пальцы. Однажды он вовсе поймал себя на том, что осторожно поглаживает девушку за ушком, а она в этот момент лежала, едва дыша.
Помогая Алеку вернуться в реальность, Клэри вытаскивала его на прогулки. Пара часто гуляла в городском парке или просто по городу, особенно в сумерках, когда Аликанте только погружался в темноту и зажигались фонари. Держась за руки, Лайтвуды разговаривали и разговаривали, так долго и много, как никогда не разговаривали.
Именно во время одной из прогулок Алек узнал, что Клэри обожает рисовать, и девушка по приходу домой, немного стесняясь, показала супругу его портрет. Лайтвуд врос в пол перед холстом, откуда на него смотрел он сам.
— Но… зачем? — только и мог спросить парень, но ответа на свой вопрос он не получил.
Клэри просто не знала, что ответить. В тот момент, когда она рисовала этот портрет, она не могла думать ни о ком другом, кроме Алека, но говорить ему о том, что она скучала по нему тогда, девушка не хотела. Она понятия не имеет, что творится в душе у мужа, как он отреагирует на ее слова.
— Я даже не знаю, что сказать, — прошептал Алек, переводя взгляд с холста на Клэри. — Это потрясающе. Никогда не думал, что стану предметом чьего-то вдохновения. Спасибо.
Даже от такой похвалы, немного несуразной и суховатой, сердце Клэри зашлось в бешеном темпе.
Шло время. Алек уже оправился и стал нормально реагировать на людей вокруг, но одна только Клэри больше и больше заставляла его задыхаться от чувств, которые все крепчали, чем вгоняли парня почти в состояние сумасшествия. Он не понимал себя, своей природы и больше не знал, к какой ориентации себя причислить. Да, рассматривать мужчин в сексуальном плане ему было все еще противно, но и ни одна из девушек не привлекала его. Кроме Клэри, один взгляд которой запускал табун мурашек по коже брюнета.