В его взгляде отражалась и боль, и сожаление, но вместе с тем - надежда, нежность, любовь. Это был самый прекрасный взгляд на свете, и она надеялась, что и ее взор выражает все то же самое.
- Мой мир трещит по швам, как трещала моя жизнь, пока... - он ласково провел рукой по ее щечке, - пока я не встретил тебя.
Она схватилась за его ладонь и прильнула к ней лицом.
- Мы должны что-то сделать, - после недолгого молчания выговорила Бианка неожиданно холодным голосом.
- Что ты имеешь в виду?
- Я никогда ничего не решала в своей жизни, Гун! Всегда был кто-то, кто определял за меня, но сейчас... - на уголках глаз заблестели слезы, - я никому не позволю вторгнуться в мою судьбу... - ее голос вздрогнул, и Биа прибавила уже менее уверено, будто спрашивая, - в нашу судьбу.
- В нашу судьбу. - Твердо повторил Гуннар, на миг обретя суровое, даже несколько устрашающее выражение.
Впрочем, Бианка понимала, что его решимость направлена не против нее, а против всех их противников и всех их проблем.
Но вот его лицо размягчилось, он аккуратно снял слезинки с ее лица, притронулся большим пальцем к острому подбородку.
- Я не смогу подарить тебе безмятежную жизнь без врагов и потрясений, но я... Я сделаю все возможное и невозможное, чтобы сделать твою жизнь счастливой. Чтобы наполнить ее любовью. Потому что я... - он осекся, заметно смутился, но взял волю в кулак и выговорил то, что еще никогда не говорил ни одной женщине, - потому что я люблю тебя, Бианка.
Впервые в жизни Биа почувствовала, какого это - плакать от счастья. Ее переполняли чувства, а сознание словно бы забыло, как их правильно выражать и бросило в бой все: смех, слезы, восторг, даже почему-то чуточку ярости. Но она выразилась лишь в остром желании схватить его, обнять крепко-крепко и никому не отдавать.
Так Бианка и сделала.
Повиснув у него на шее, прислонившись лицом к его плечу, она вдруг вспомнила, что ничего ему не ответила.
- Я тоже тебя люблю, Гуннар, - прошептала она с пылкостью, - видит Господь, мне тяжело признать, что я полюбила похитителя и разбойника!
Он засмеялся, схватил ее за талию и еще раз, как перед их поцелуем, поднял в воздух. Такая легкая, почти невесомая. Ему хотелось, чтобы и на душе у нее было легко.
- Я обязательно придумаю, что делать, Биа, - поставив ее обратно на землю, пообещал Гун, - я найду для нас выход.
- А я буду рядом, пока ты ищешь, - она почувствовала острую необходимость тоже что-то пообещать.
И быть рядом... Было всем, что она могла сделать. Бианка боялась, что этого мало, но Гуннар избавил ее от волнений:
- Когда ты рядом, я сильнее всех на свете. Предки! - он иронично качнул головой, - и чем я заслужил такое счастье? Я точно никому не продавал свою душу!
Она усмехнулась, положила ладони ему на грудь и выговорила с напускной серьезностью:
- Я надеюсь! Мне уже посчастливилось иметь знакомство с человеком, который продал свою душу. И ничего хорошего в нем не было.
- Не волнуйся, Биа. Моя душа принадлежит тебе. Тебе и только тебе.
Глава 32 - 1
Руки болели и ныли. Сколько он уже натер мозолей? Сколько посадил заноз? Насколько сильно потянул спину?
Ответы на каждый из этих вопросов представлялись Эдварду в самом худшем варианте. Если так подумать - чудо, что он еще жив! Его тело не приспособлено к долгой гребле в ночном море. Он человек ума, а не мышц!
«И все это, - думалось ему, когда он, стиснув зубы, налегал на весла, - все это я делаю совершенно бесплатно! Господи! Гуннар действительно настолько мой друг?!».
Блейн не был уверен, что не проделывал бы все это даже для самой прекрасной девушки на свете, ни то что для запутавшегося в собственной жизни товарища!
Но он это делал.
Шлюпку качало на волнах, холодная вода разъедала кожу, а от соли, чудилось, уже замариновались легкие!
Из всего этого следовало лишь два вывода. Либо Гуннар в его глазах прекраснее даже самой прекрасной девушки. Либо Блейн сам на себя наговаривал.
По объективным причинам Эдвард решил принять второй вариант.
«Конечно, Гун совсем не такой чудесный, - продолжал думать одинокий гребец (так ему становилось легче), - просто это я чудесный. Черт возьми, да я лучший друг, какого только видел свет!».
Мысль заставила его ухмыльнуться.
Новая волна, выше и сильнее прочих, навалилась на корму, подхватила ее и протолкнула вперед. Сердце в пятки упало, а по телу прошлась неприятная дрожь.
Блейн был уверен, что вывалится.
Но сомневался, выплывет ли после этого.
Он оглянулся, надеясь увидеть, что до захваченного порта осталось совсем чуть-чуть, что его опасное путешествие по морю подошло к концу.
В груди затрепетала робкая радость. Он действительно недалеко. Вот уже световое пятно от предусмотрительно сохраненных дозорных башен виднеется на черной воде. Еще немного, и он вплывет в него.
И тогда нужно будет действовать осторожно. Его, разумеется, сразу заметят. Эдвард не знал, есть ли у пиратов плохая привычка сразу стрелять на поражение, но что-то склоняло его к мысли, будто это вероятно. Высоко вероятно.
Так что, как только свет выдаст его присутствие, он с охотой сам его подтвердит, и потребует, нет, попросит, о разговоре с Софирцем прежде, чем в нем заподозрят врага.
А там... Там он разберется.
Подплывая к обозримой с крепости территории, Эдвард пытался настроиться на грядущий разговор. Он давно не заезжал в Софирию и не знал, как там сейчас все устроено. Хотя после кровавого дворцового переворота там все полетело по наклонной. Едва ли за три-четыре года что-то могло изменится.
Итак. Он знает о софирцах то, что у них дурной характер. Они постоянно говорят о чести, но, по сути, скрывают под ней одержимость местью. Софирцы мстят всегда, всем и при любой возможности. Они никогда ничего не забывают, а их гордость настолько ранима, что стать объектом жестокой вендетты - дело на раз-два.
Из положительных качеств... Эдвард задумался. Они очень преданы своим близким. Если каким-то образом разыграть семейную карту - Софирцем можно будет манипулировать. Но сделать это придется очень-очень осторожно, чтобы, упаси Господи, не задеть его честь.
Блейн тяжело вздохнул. Из всех пиратов всех народов ему выпал именно софирец! Эти ребята даже на рынке умудрялись его обдурить, хотя это он вроде как мастер обмана, что уж говорить о злейшем враге Майера, с которым тот при всех своих возможностях так и не сумел совладать?!
Быть может, не стоит играться с ним и поговорить честно? Это не столь эффективно, но и риск ошибиться меньше.
Эдвард не принял окончательное решение, когда ощутил удар света, отчетливо увидел свою лодку и длинную тень на грязно-серой воде.
Он в зоне видимости.
В ту же секунду Блейн оставил весла, поднялся кое-как, развернулся лицом к крепости, выставил перед собой руки, показывая, что он безоружен, и выкрикнул:
- Я здесь, чтобы поговорить с Софирцем!
Он всматривался в полуразрушенную стену форта, в опаленные сажей сторожевые башни, и не видел ни души. Неужели пираты не следили за округой, зная, что на подходе флотилия врага?
Странно, но... Кто этих пиратов знает?
Прежде чем предпринимать какие-либо действия, Эдвард выкрикнул еще раз:
- Я пришел поговорить...
Из крепости донесся выкрик, перебивший его:
- Вот разорался! Все тебя услышали!
«Если все услышали, то какого черта молчали?», - подумал Эдвард раздраженно.
- Ты кто такой? - гаркнул новый голос, и краем глаза Блейн заметил человека с ружьем, целившегося в него с левой башни.
- Я здесь, чтобы поговорить с Софирцем. Я безоружен, со мной никого нет...
- Мы и сами это видим, - вдруг выговорил голос, разительно отличавшийся от остальных.
Сложно было сказать, что именно его выделяло. Легкий акцент? Да и те двое не то чтобы на идеальном фазорском изъяснялись...