— Я много раз слышала, что сорок лет — это зрелость молодости и молодость зрелости, — уклончиво ответила ему Норина.
Маркиз расхохотался:
— Это наверняка сказал француз, но уж во всяком случае не англичанин!
— Не знаю точно, но всегда считала, что французы слишком вежливы, чтобы обсуждать такие вопросы!
— Договорились! — согласился маркиз. — Но раз нам все равно нечем заняться, я предлагаю поговорить о вас. Скажите мне для начала, как ваше имя?
Норина предвидела такой вопрос. Она решила, что назваться собственным именем слишком рискованно, но, опасаясь забыть выдуманное имя, решила выпустить из собственного лишь один слог.
— Рина, — спокойно ответила она.
— Рина! — задумчиво повторил маркиз. — А теперь расскажите мне о вашем муже. Вы любили его?
— Конечно, — торопливо ответила Норина, — но мне не хотелось бы говорить о нем… и о себе тоже.
— Ну вот, вы снова прячетесь от меня. Я напрасно пытаюсь представить себе вас и вашу жизнь, ваш характер. А вы не даете мне даже опознавательных знаков.
— Это было бы слишком просто! — заметила девушка. — Вы должны обо всем догадаться сами.
Продолжая разговор, Норина посмотрела в окно. Уже стемнело.
— В небе зажглись звезды, — стала рассказывать Норина. — Мы только что проехали маленькую деревушку, в каждом доме светятся окна. Это очень романтическое зрелище!
— Это представляется вам идиллией, местом для влюбленых? — Не дождавшись ответа, он продолжал: — Ну да, конечно это так! Женщины всегда ищут любви, а не найдя ее, ищут в себе физические недостатки.
— Боюсь, мсье, что та любовь, о которой вы говорите, не слишком отличается от того, что я видела в жизни.
— Ну что ж. расскажите мне об этом!
Подумав об отце и матери, Норина сказала:
— Настоящая любовь, которой жаждут, как вы совершенно справедливо заметили, все женщины, не что иное, как единение ума, сердца и души.
— Но вы забываете о теле!
— Тело — это все остальное, и это очень важно, конечно! Но самое главное для любящих — это родственные души. Если им представится случай встретиться, то я уверена, что они будут счастливы всю жизнь.
— Всю жизнь! Но это невозможно! — поправил ее маркиз. — Скажем лучше до смерти одного из них.
Норина опустила голову в знак согласия.
— Я абсолютно уверена, — сказала она, — если двое действительно любят друг друга, они останутся вместе навечно. И в другой жизни они будут так же едины, как и на земле.
— У вас скорее буддистские взгляды, чем христианские, — заметил маркиз.
— Название не имеет никакого значения, но Жизнь не может быть Смертью.
Воцарившаяся тишина была вскоре прервана маркизом:
— Если вы уверены в своей правоте, значит, когда-нибудь вы еще встретитесь со своим мужем…
Снова стало тихо. И Норина стала вспоминать все, что она когда-либо читала о любви. Ее мать любила отца именно такой любовью. Именно поэтому Норина никак не могла понять, как мог отец жениться на Виолетте, как могла эта ужасная женщина занять в его сердце место ее матери. Эта мысль заставила ее страдать, и она на мгновение забыла, что маркиз ждет ответа на свой вопрос. Он неожиданно сказал:
— Что заставляет вас так страдать? Почему вы так несчастны? Я на расстоянии чувствую ваше волнение, оно не оставляет меня равнодушным.
Девушка вздрогнула:
— Вы читаете… мои мысли! Вы… вы не должны… я уверена, что вы не делали бы этого, если бы на ваших глазах не было этой повязки.
— Я решил, что вы разрешили мне воспользоваться моим шестым чувством.
— Но только если это не относится ко мне!
— А к кому же в таком случае? — спросил маркиз. — Мы ведь здесь вдвоем, и вряд ли было бы очень весело обсуждать биржевой курс вместо тех вопросов, которые нас в самом деле интересуют!
Норина рассмеялась:
— Биржа и в самом деле интересует меня меньше всего!
— Деньги вообще не волнуют вас? — спросил маркиз. — Вы хотя бы отдаете себе отчет в том, что даже не спросили меня, сколько я собираюсь вам платить?
Норина вспомнила, что Дэйв настоятельно советовал ей обсудить с маркизом эту проблему.
— Это было очень глупо с моей стороны, — призналась она, — но в тот момент… это не казалось мне столь важным… Для меня имело значение только то, что вы увезете меня из Англии.
— Я все время жду, что вы назовете наконец имя этого «большого страшного зверя», который так напугал вас! — нетерпеливо заметил маркиз.
Норина подумала, что Виолетта никак не напоминает «большого страшного зверя», скорее она напоминает ядовитую змею, завораживающую жертву гипнотическим взглядом.